Неприкаянная. Жизнь Мэрилин Монро

Работа заканчивается, и она отходит в сторонку посовещаться с Паулой, спросить ее мнения насчет своей игры. Паула говорит, что все прошло хорошо, что Мэрилин прекрасно выглядела, а советы она даст, после того как посмотрит отснятый эпизод и посоветуется по телефону с Ли. Больше, в общем-то, сказать нечего. Но Мэрилин не спешит закончить разговор. Задает вопросы. Предлагает что-то. Говорит о чем-то. О чем угодно. Пока не видит, что Гейбл ушел и что ей не надо больше ломать голову над тем, как с ним разговаривать.

На следующий день она почти не показывается. Артур беспокойно расхаживает по их комнате в отеле «Mapes», размышляя о возможных изменениях в сценарии и особенно о том, кто же все-таки будет платить по счетам за сцену в Harrah’s Club. Ему нужно обсудить кое-что с Хьюстоном. С трудом сдерживая себя, он кричит ей через дверь ванной, что им пора ехать. Напоминает о графике. Она говорит, чтобы он отправлялся без нее. Что они увидятся там.

Артур еще раз стучит в дверь и медленно поворачивает ручку. Заглядывает в щелочку. Мэрилин стоит на коленях перед ванной – в белом халате, с болтающимся между голых ног махровым поясом. Рука под струей – проверяет температуру.

– Ради бога, Мэрилин. Уже десять.

Она оглядывается через плечо, изо всех сил стараясь оставаться спокойной. Снова и снова пробует воду. Вода слишком горячая. Она поворачивает кран, добавляя холодной. Капельки стекают с ладони и падают в ванну, разбивая почти идеальные мыльные пузырьки.

На него она почти не смотрит. Даже улыбка какая-то вымученная. В последнее время ей кажется, что он требует от нее слишком многого. Как будто она обязана беспрекословно соглашаться с его видением мира. И еще – она чувствует, что он, при всех уверениях в обратном, не воспринимает ее всерьез – ни как актрису, ни в интеллектуальном плане. Уроки актерского мастерства и стопки книг русских классиков воспринимались как некий проект. Она его Элиза Дулитл. Он не столько обсуждает с ней что-то, не столько обменивается с ней идеями, сколько анализирует ее и диагностирует. Ее натура отвергает такое отношение, как нечто чуждое, как трансплантированный орган. Дважды она уже делала это, но сейчас старается сдержать естественный порыв. Нет, ей хочется верить в Артура. Хочется относиться к этому фильму, как к его подарку. Жесту. Но его манера отношения к ней, похоже, не изменилась. Ее раздражает его снисходительность. Она все острее ощущает свою бесполезность. Если собственный муж не воспринимает ее всерьез, то чего тогда ждать от Кларка Гейбла?

– Пожалуйста, просто поезжай, – то ли умоляет, то требует она и вдруг ловит себя на том, что кричит. Наверно, она в любом случае повысила бы голос, но теперь убеждает себя в том, что это из-за шума воды.

Артур говорит, что ему это совершенно не нравится, что деловые люди не ведут себя так, но она видит – в это утро ему куда важнее обсудить изменения в сценарии с режиссером, чем спорить с женой через закрытую дверь. Сегодня он уступит. Сдастся.

– Пожалуйста, не задерживайся из-за меня. Пожалуйста!

Мэрилин приходит в Harrah’s Club одна, двумя часами позже. Через толпу любопытных ее благополучно провел и передал под опеку охраны шофер Руди Каутский. Потом он поспешно вернулся к белому «Кадиллаку», выключил «мигалку» и отвел седан на запасную парковочную площадку. В зале затишье. Статисты томятся у столиков. Служащие сбились в кучку и негромко разговаривают. Красный ковер выглядит более темным, чем накануне, как будто облит вином. Члены ее команды занимаются каждый своим делом и на нее едва взглянули. Всем полегчало оттого, что она все же приехала, но при этом им и немного неудобно за нее. Артур, расположившись в режиссерском кресле, на мгновение поднимает голову, смотрит на нее поверх бумаг и снова погружается в чтение сценария, время от времени помечая в нем что-то карандашом. Она идет в гардеробную по периметру зала, остро ощущая присутствие сидящего у противоположной стены Гейбла. Он один за столиком и, подперев кулаком подбородок, смотрит в окно.

Она нисколько не сожалеет из-за опоздания и не собирается извиняться за то, что заставила их ждать. Ей нужно было это время, большую часть которого, не считая нескольких минут, которые потребовались, чтобы одеться и немного привести себя в порядок, она провела в ванне; лежала, свесив руку к белому полу, водя пальцем по дорожкам между плитками. Сама по себе, полностью расслабленная. Словно у себя дома. Несколько раз она спускала воду и наполняла ванну заново чистой водой. Смотрела на поднимающиеся мыльные пузыри.

Когда она, полностью одетая и готовая предстать перед камерами, появляется в зале, только лишь Джон Хьюстон подает голос, объявляя дубль.

Самое время. Она готова без раскачки войти в образ Розлин.

Конец августа 1960-го: отель «Mapes», Рино