Неприкаянная. Жизнь Мэрилин Монро

Сцена будет несложная. Короткая. Место действия – бар в клубе, где они – Розлин и Гэй, которого играет Гейбл, а также их друзья, Изабель и Гвидо (их играют Тельма Риттер и Эли Уоллах) – встречаются в первый раз. Роль катализатора, сводящего их вместе, исполняет пес по кличке Том Дули. Заучить реплики было нетрудно. Сцена хорошая, самое то, чтобы расколоть ледок. Она нервничает из-за Гейбла, представляя, как он смотрит на нее, и спрашивает себя: кто она такая и с какой стати он играет с ней? Ей нужно подготовиться. Психологически. Перевоплотиться. Стать кем-то, кто везде на своем месте, у кого нет проблем с адаптацией.

Она пытается успокоиться, выбросить из головы тревожные мысли. Встречать ее, как будто это какое-то историческое событие, собралась вся съемочная группа. Полиции Рино пришлось потрудиться, сдерживая несколько сотен зевак, старавшихся хоть одним глазком заглянуть в казино. Пресс-корпус в составе, достойном освещать явление мирового масштаба, терпеливо ждет; репортеры сидят на корточках у стен и подпирают столбы, готовые, однако, по первому сигналу приступить к делу. Ей немножко смешно – такой переполох, а ведь это не чилийское землетрясение, не сидячая демонстрация в Гринсборо, не номинация Кеннеди, ничего подобного! Но, думает она, может быть, их присутствие здесь придает происходящему некое значение. При мысли о том, что ее выход из трейлера и сошествие на тротуар, чтобы сыграть в паре с Кларком Гейблом, действительно настолько важны, волнение возвращается, и все, что она может сделать, это сжаться еще крепче и подставить лицо под освежающую струю воздуха.

Никто не помнит, закрывался ли Harrah’s Club для публики хоть когда-то – он всегда открыт, двадцать четыре часа в сутки, триста шестьдесят пять дней в году. Но Джон Хьюстон получил от казино разрешение на три дня, посчитав, что именно столько времени может занять съемка эпизода. Теперь здесь обосновалась голливудская команда: семьдесят пять статистов, собранных, чтобы изображать посетителей, и постоянные сотрудники клуба, отрабатывающие свою почасовую зарплату; им положено заниматься обычными делами за столами и в игорных залах, стараясь при этом не выказывать разочарования из-за отсутствия обычных «чаевых». Стоящий у входа Билл Харра рассказывает всем, как он надеется, что съемки закончатся побыстрее, что из-за закрытия он теряет по 50 тысяч долларов в день. Хьюстон пообещал, что в возмещение убытков Harrah’s Club будет упомянут в фильме. День-другой съемок компенсируются потенциальным пиаром, но три дня грозят финансовым риском.

В зале кипит жизнь. Все выглядит до странности обычным: люди расхаживают между столами, несмотря на отсутствие привычного саундтрека – игровые автоматы молчат, не слышно стука костей и шороха крутящегося колеса фортуны. Кондиционеры отключены из предосторожности, во избежание присутствия посторонних звуков. Еще даже не полдень, а температура уже поднялась, и в зале невыносимо жарко.

Сопровождаемая всей своей свитой, она проходит через зал и направляется к бару, где и будет сниматься сцена. Внимание всех статистов и работников приковано к ней, и она остро это ощущает. Но смотреть-то им нужно не на нее. Сейчас она заодно с ними, со зрителями, и ею владеет то же возбуждение, то же предвкушение. С тем же, что и все остальные, волнением она бросает взгляды то влево, то вправо – тоже надеется увидеть Кларка Гейбла.

Казино, конечно, дает ощущение достоверности, но снимать можно было бы и где-нибудь в другом месте. Бар заполнен прожекторами и лампами, пюпитрами и блокнотами, камерами и операторскими тележками, на полу тянутся электрические провода, тут и там – катушки с пленкой, и всем этим занимается команда, слишком, как ей кажется, многочисленная для столь тесного пространства. Стоя на коленях перед большой митчелловской камерой, Хьюстон всматривается в выступающий сбоку видоискатель, расставляет по местам статистов и то и дело покрикивает: «Стой там… Нет, нет, немного назад. Так… А теперь еще немного». Повинуясь его командам, Эвелин Мориарти то отступает на пару дюймов, то сдвигается чуть в сторону. Одежда на ней точно такая же, что будет в этом эпизоде на Мэрилин: черное платье с длинными рукавами и отделанная черной кружевной вуалью шляпка. В этом наряде она кажется каким-то размытым ее отражением. Хьюстон медленно и осторожно, чтобы не потерять перспективу, отступает от камеры и вместе с главным ассистентом Чарльзом Коуи и оператором Расселом Мэтти проверяет параметры освещения.

Мэрилин стоит поодаль, чувствуя себя немного посторонней. Гейбла она пока еще не видела, хотя в какой-то момент приняла за него дублера Алабаму Дэвиса. Руки она держит на животе. Там, под ними, тугой узел, тошнотворный и болезненный.