Неприкаянные

Мысли в голове Меджи путались, он ничего не мог понять. Видел только, что сверток летит прямо в него. Он инстинктивно выставил вперед руки, чтобы защитить грудь, и в тот же миг почувствовал, что сверток у него в руках. Потом его ноги начали двигаться, и он, сам не сознавая того, побежал. Он не знал, почему бежит, лишь чувство самосохранения подсказывало ему, что надо бежать. Да ему ничего больше не оставалось и делать, поскольку сверток-то надо спасать.

Человек из супермаркета погнался теперь за ним. Меджа кинулся направо, в переулок, преследователь — туда же, крича во все горло. Поворачивая влево, на какую-то улицу, Меджа увидел позади себя бегущую толпу во главе с дюжим полицейским. Это было уже страшно, и он помчался быстрее. Разгоряченный, обливаясь потом, он добежал до тупика, свернул влево и, наскочив на нищего, столкнул его в яму с мусором. Тут он споткнулся о мусорный бак, но удержался на ногах и побежал дальше. Однако усталость брала свое, к тому же он был очень напуган. Он повернул еще раз налево и оказался на центральной улице.

Улицу запрудил народ, всюду стояли и ехали автомобили, бежать было некуда. Меджа остановился. Грудь его вздымалась, лихорадочно работал мозг, но раздумывать было некогда. Он бессознательно все еще сжимал онемевшими пальцами сверток. Соленый пот стекал ручейками в рот и ел глаза. Позади него все явственней слышались голоса, но он не стал оглядываться. Он и так знал, кто у него за спиной: крикливая толпа зевак и полицейский. Помутненное сознание приказывало ему бежать, ноги, не внемля доводам разума, снова понесли его вперед.

Он натыкался на людей и на счетчики платных автомобильных стоянок. Перепрыгивал через коляски с детьми. Сбивал с ног разносчиков, ломая их коробки, разбивая что-то стеклянное. Его хотели поймать, но он ускользнул. Поднялся гвалт, люди хватали его руками. Голова у Меджи сильно закружилась. В паническом страхе он метался из стороны в сторону, дико рыча я пробивая себе кулаками путь в толпе. Но бежать было некуда.

Он кинулся на проезжую часть, чтобы пересечь улицу; в тот же миг в его ушах раздался свист холодного ветра и визг тормозов. Закричала какая-то женщина. Меджа почувствовал, что его подняло на воздух. Глаза застлала черная пелена, и все окутал мрак.

Очнулся он спустя несколько мгновений от невыносимой боли. Он лежал на середине улицы. В нескольких шагах от него блестел новенький «форд-капри» с разбитым ветровым стеклом. Вокруг собрались любопытные и смотрели на него сверху вниз. В кольце зевак стоял полицейский и требовал разойтись. Несколько женщин, тихо всхлипывая и вытирая глаза платками, отошли.

Меджа все еще не выпускал из рук свертка. Теперь можно посмотреть, что в нем — торопиться некуда. Бумага частично порвалась, и было видно, что в нее завернуто. Меджа смотрел долго и упорно. Сначала он не поверил своим глазам. Но сомнения быть не могло. Это такая же реальность, как адская боль внутри и как вот эта толпа, с любопытством разглядывающая его.

Потом над ним склонился человек в форме служащего супермаркета и схватил сверток. Бумага разорвалась, и из окровавленных рук Меджи выпали… два гнилых яблока.

Ошеломленный служащий смотрел на них, не сводя глаз. Над ним вились мухи, но их, казалось, больше привлекала кровь Меджи, чем сами яблоки. Толпа тоже недоуменно глядела на яблоки. Служащий оправился от оцепенения и закричав:

— Они у него были! Были!

Толпа затаила дыхание. Полицейский вопросительно смотрел на служащего.

— Что?

— Да самоцветы, самоцветы! — истерически вопил служащий. — Он стащил их…

Меджу уже по интересовало происходящее вокруг него. Боль, казалось, пронизывала все его тело.

Притупленное обоняние улавливало еще сладковатый душок гнилых яблок, напоминая ему о чем-то давно минувшем, о первой встрече с другом. Воспоминания, пришедшие из далекого, темного прошлого, оживили боль в теле. Боль усилилась, она проникла в самую глубь его души, и Меджа, слабый, измученный, забылся. Он чувствовал себя виноватым. Не послушался совета товарища и подвел его. Подвел Майну, обитателя задворок, который никогда не жаловался и всегда был доволен. Сколько раз повторял ему Майна: «Что бы ты ни делал, держись подальше от центральных улиц».

Меджа закрыл глаза. Служащий супермаркета все еще кричал что-то о несуществующих самоцветах, а по улице с воем мчалась в их сторону машина «скорой помощи». Меджа ничего уже не слышал.

4

Майна мчался по закоулкам до тех пор, пока не достиг главной улицы, огибающей центральную часть города с западной стороны. Затем — усталый, растрепанный — перешел на шаг. Путь его лежал но шоссе, ведшее в пригороды. Знакомая дорога — по ней он не раз хаживал в поисках случайного заработка. Здесь уже можно и расслабиться. Он спрашивал себя: зачем гнался за ним служащий супермаркета? И что сталось с Меджей после того, как он исчез в переулке?