Неприкаянные

— Долгим, великий хан. Едва в седлах держатся, кони с ног падают.

— Бедные, — вздохнул сочувственно правитель. — Пусть отдохнут. Думаю, недели хватит, чтобы вернулись к ним силы.

— Повинуюсь, великий хан, — сказал слуга и, пятясь, стал возвращаться к городским воротам.

— Погоди, ангел мой! — остановил его суфи. — Прикажи купцам хорасанским этой же ночью покинуть Кунград.

Слуга исчез, а суфи и Бегис продолжали путь ко дворцу.

— Неблагодарный брат твой, — сказал сердито суфи, — хочет вернуть Айдосу девушек. Для того и гнал коня, не разбирая дороги.

— Не знаю, — ответил смущенно Бегис, будто винился перед правителем за неразумный поступок брата. — Вряд ли Мыржык переметнулся в лагерь Айдоса.

— Может, и не переметнулся, но дело творит, угодное нечестивцу Айдосу. И Мамана подбил на неблаговидный поступок. Жаль, что разошлись наши пути. Жаль, ангел мой.

Во дворце Туремурата-суфи ждал Айтмурат Краснолицый. Он тоже, видно, гнал коня, не разбирая дороги. Лицо обожжено морозом и ветром, левая рука перевязана окровавленной тряпкой.

— Что с тобой, Айтмурат? — спросил испуганно суфи.

Краснолицый мог застонать, мог трясущимися от усталости губами прошептать что-то жалобное, но не застонал, а молча протянул правителю письмо.

— Говори! — приказал суфи.

Распечатывать тростинкой письмо, нести его к светильнику и копаться глазами в чужих строчках было долгим делом, а терпение у суфи невеликое. Сейчас, сию секунду, он должен узнать, что за беда стряслась.

— Великий хан, вы приказали Асан-бию переселиться к Кунграду. Позавчера аул стал сниматься с зимовки, первые семьи уже навьючили верблюдов и тронулись в путь. В это время на аул напали хивинцы во главе с Айдосом.

— С кем? — взвизгнул суфи.

— С нечестивцем Айдосом, — поправился Айтмурат. Суфи повернулся к Бегису. Лицо правителя было черно от злости.

— Ангел мой, ты же говорил, что Айдос убит и брошен в яму.

Бегис съежился под гневным взглядом правителя.

— Брошен в яму, великий хан.

— Что же, он воскрес? Или не умирал?

— Джигиты бросили его бесчувственным, — объяснил Бегис. Он знал, что Айдос не убит, сам приказывал отправить брата в царство Азраила, но остановить у порога.

— Змею не бросают оглушенной, — процедил сквозь зубы суфи. — Ей отрывают голову, ангел мой.

Туремурат вскрыл письмо и подошел к светильнику. Первые же строки привели его в бешенство.

— Все прочь! — крикнул он Бегису и Айтмурату. — И никого не пускать ко мне.

Бегис и Айтмурат, словно мыши, пугливо юркнули в дверь и затихли за порогом. Гнев суфи был страшен.

Оставшись один, Туремурат приблизил письмо к самому светильнику и торопливыми глазами стал читать.

Письмо было из Хивы, от брата. Время от времени он сообщал правителю Кунграда о новостях дворцовой жизни, о настроениях и намерениях Мухаммед Рахим-хана. Иногда новости радовали суфи, иногда огорчали. На этот раз привели в отчаяние. Хан готовил большое войско для войны с Кунградом. Поход должен был начаться ранней весной, и первый удар хана собирался нанести аулам, принявшим власть Туремурата-суфи. Во главе войска правитель Хивы поставил Айдоса.

«Очень разгневался хан, — писал хивинец, — когда узнал, что ты, Туремурат, пленил сорок девушек, предназначенных для дворцового гарема. Опрометчиво поступил ты, и исправить ошибку уже нельзя, так как девушки уже проданы хорасанцам и вернуть их не может даже могущественный хан.

Поторопился ты, ангел мой, и с переселением аула Асан-бия. Аул-то хивинский, и хан приказал всех, кто снялся с зимовки, убить и головы несчастных посадить на шесты, а шесты эти поставить вдоль дороги от аула Асан-бия до Кунграда. Кто поедет этой дорогой, узнает, чем кончилось переселение степняков в город Турему-рата-суфи. Наказать аульчан, предавших Хиву, хан поручил тому же Айдосу. С его нукерами я и посылаю это письмо. Будь осторожен, ангел мой, не вступайся за степняков Асан-бия. Станет аул ловушкой для тебя и твоих джигитов. Окружат вас хивинцы и перебьют всех до одного. Стерпи обиду, пережди порыв ветра хивинского, собери силы для весенней встречи с ханом. У Мухаммед Рахим-хана сейчас конница в восемьсот мечей, пеших аскеров пятьсот. Пусть у тебя будет столько же. Не силой одолеешь глупого хивинца, а умом и хитростью. Мудрости тебе не занимать, тем более — ловкости. Обведешь вокруг пальца Мухаммед Рахима и самого загонишь в ловушку. Верю в победу твою, ангел мой. Готовься к весне, думай, собирай силы!»

Порвать на сто частей хотел суфи проклятое письмо. Черную весть принесло оно из Хивы. А нужна ли сейчас черная весть новоявленному хану Кунграда? Поднялся на высоту желанную, крылья широко расправил, впору лететь бы, так ноги спутаны хивинской веревкой. Собирай силы, готовься к войне, ищи золото. Без золота не достанешь коней, не добудешь оружия, сапоги джигитам не купишь, не накормишь их. Золото, где взять золото?