Неприкаянные души (ЛП)

Уинтер снова посмотрел на ее груди – все такие же впечатляющие, – затем опустил взгляд вниз, до ассиметричного подола выше колен. Прошелся по крапинкам на икрах, просвечивавшим сквозь телесные чулки, вплоть до туфель на устойчивом каблуке. Веснушки на ногах, ну надо же! Почему-то Уинтера это очень возбудило. Мысли становились все жарче и жарче. Все ли ее тело покрыто веснушками? Есть ли они на руках? А в тех соблазнительных ямочках, где ягодицы переходят в ноги? На сосках?

Бутлегер вынырнул из волнительных грез, встряхнулся и наконец вспомнил собственное имя:

– Уинтер Магнуссон.

Заглянув в огромные карие глаза, обведенные угольно-черным карандашом, словно у экзотической принцессы Нила, Уинтер почувствовал прилив странного жара.

– Боже праведный, а вы настоящий верзила.

Магнуссон застыл на месте, не зная, что на это ответить.

Если он и высок – а метр девяносто и правда впечатляющий рост, – то мисс Палмер казалась малышкой. Среднего роста с длинными ногами, она все равно производила впечатление миниатюрного, стройного и грациозного создания. Необычайно очаровательная девушка, намного привлекательнее своего изображения на вывеске у входа в «Гри-гри».

– Полагаю, стоит вам щелкнуть пальцами, и все прыгают, – заметила мисс Палмер спокойно, почти улыбаясь, давая понять, что вовсе его не критикует, а честно оценивает. Может, даже хвалит.

– Они прыгают, стоит мне щелкнуть пальцами, потому что без меня лишатся прибыли.

– Ага! Так и знала, что уже где-то слышала ваше имя. Вы – бутлегер Велмы.

Она вела себя так обезоруживающе непосредственно и говорила напрямик, что одновременно смущало и волновало. Женщины никогда так не обращались с Уинтером – черт, да и большинство мужчин не рисковало!

– И не только Велмы. Официально же я занимаюсь рыболовством, – пояснил он.

Так и было: рыба днем, спиртное – ночью. И оба товара считались лучшими в городе. Уинтер специально делал упор на качество, хоть такой подход довольно необычен для нелегальной продукции. Его отец владел несколькими кораблями до принятия закона Волстеда [3]и рыбачил вдоль побережья от Сан-Франциско до Ванкувера. Налаженные маршруты и связи позволили с легкостью организовать нелегальную доставку выпивки из Канады. И, как и отец, Уинтер продавал неразбавленный джин – только натуральный спирт, – чем завоевал право обслуживать лучшие рестораны, клубы и гостиницы.

А еще звание одного из Большой Тройки бутлегеров в Сан-Франциско.

Аида кивнула, словно это было неважно, и заметила:

– Они разного цвета.

– Что?

– Ваши глаза.

Незнакомцы никогда не осмеливались упоминать о его поврежденном глазе и кривом шраме от брови до щеки. Либо уже знали, откуда у Уинтера эти увечья, либо слишком боялись спросить. Он не привык объясняться и уже собирался проигнорировать вопрос медиума, но любопытство, написанное на ее лице, заставило бутлегера передумать.

Или, может, дело в веснушках на лодыжках… и том, что бы ему хотелось сделать с ними, начиная с ласк языком и заканчивая закидыванием ее ног на свои плечи.

Уинтер кашлянул:

– Зрачок одного глаза постоянно расширен.

– Да?

Аида шагнула вперед и вытянула шею, чтобы рассмотреть глаз поближе. Ее волосы источали сладкий аромат фиалок, отвлекая Уинтера намного больше, чем отвратительное пойло и чертов призрак.

– Понятно, – прошептала она. – Оба глаза синие, но из-за расширенного зрачка кажется, что левый темнее. Генетический дефект?

– Травма. Пару лет назад я попал в автомобильную аварию.

Боже, как же он ненавидел свои изъяны. Всякий раз, глядя в зеркало, Уинтер замечал раненый глаз и шрам, напоминающий о той ночи, которую бутлегер с радостью позабыл бы: ночи, когда он потерял семью в страшной аварии, врезавшись в трамвай. Ему повезло выжить, но иногда Уинтеру казалось, что это какое-то скрытое проклятье.

Медиум, к счастью, ничего не сказала про шрам. Казалось, отметина не вызывала в ней отвращения и не пугала, однако мисс Палмер и не притворялась из вежливости, будто изъяна нет.

– Вы видите поврежденным глазом или травма зрачка отразилась на остроте зрения?

Уинтер снова почуял фиалки. Боже правый! Ее близость опьяняла. Жар наслаждения прилил к паху. Еще немного, и придется прятать безудержно растущую эрекцию. На всякий случай бутлегер запахнул пальто.

– У меня прекрасное зрение, – ответил угрюмо. – И сейчас я вижу маленькую женщину с веснушками, которая задает слишком много вопросов.

Собеседница рассмеялась, вызвав в груди Уинтера непонятное ощущение. Может, ему плохо. Сердечный приступ в возрасте тридцати лет. Вот уж черта с два. Он скорее сгорит заживо, чем стерпит так называемую помощь еще одного проклятого эскулапа. После вереницы психиатров, лечивших недуг отца до аварии, и слишком дорогих хирургов, зашивавших глаз после, Уинтеру общения с докторами на всю жизнь хватит, какой бы короткой она ни была.