Неприкаянный (СИ)

- Пока не знаю. Надо будет понаблюдать, как дальше дело пойдёт. Если что изменится - сразу говори, поняла? Ладно... пойдем, спросим у Кира, где тут помыться. А то сомневаюсь, что там, куда мы собираемся, будет такая возможность.

*          *          *

Вечером мы паковали вещи под пристальным надзором молчаливого и собранного Кира. Он велел сложить снаряжение так, чтобы не копаться в сумке, если что-то вдруг понадобится. Задачка оказалась не из простых, а я к тому же погрузился в размышления, навеянные недавним разговором с Линой, так что сборы проходили в тишине.

В итоге самый большой мешок получился у гнома, самый маленький - у Лины. Проверив работу, гном заявил, что перед выходом лучше выспаться, и отправил нас на второй этаж, куда раньше не пускал, а сам остался внизу на кушетке. Мы, понятное дело, отказываться не стали. На втором этаже обнаружилась одна широкая кровать, к которой мне пришлось приставить стул, чтобы поместились ноги. Лина первой плюхнулась на одеяло - видимо, её нисколько не смущала перспектива спать со мной в одной постели. Я мысленно хмыкнул и лёг рядом.

- Нехорошее у меня предчувствие, - сказала Лина ни с того ни с сего.

Я повернулся: она смотрела в потолок.

- По поводу?

- По поводу завтрашнего дня.

- Это нормально.

- Нет, не нормально. Один раз у меня уже было такое чувство. В тот день, когда папу убили.

Лина повернулась на бок, лицом ко мне, и подложила одну ладонь под щёку, а другую зажала между коленок. Она смотрела не на меня, а куда-то в сторону. Я, сохраняя небольшую дистанцию, тоже повернулся к ней и сказал как можно нейтральнее:

- Ты не рассказывала.

Она молчала, и я понимал, почему. За всё время нашего путешествия Лина ни разу не говорила о своих родителях. Когда я пытался аккуратно выспросить о них, она меняла тему. Наверное, что-то и впрямь напомнило ей о былом, раз девушка вдруг сказала об этом.

- Я знаю. Сама стараюсь об этом не думать.

- Неужели всё так плохо?

Лина бросила на меня короткий, но прямой взгляд, который был засчитан как ответ. Я даже дыхание затаил, когда попросил:

- Расскажи.

Девушка вздохнула, обежала взглядом комнату. Обращаться к тем воспоминаниям ей точно не хотелось. Честно говоря, я думал, что и на сей раз она найдёт способ избежать разговора, но ошибся.

- Мы жили на окраине Лотора, - Лина по-прежнему смотрела мимо меня. - Я и папа. В то утро я проснулась рано, но было уже светло. Помню, солнце светило прямо в глаза через открытое окно. Отец хлопотал в соседней комнате, готовил завтрак и насвистывал. Он вообще любил петь и насвистывать, - её губы дрогнули в улыбке. - И страшно фальшивил, это даже я слышала, а он сам - нет. Отшучивался, мол, медведь на ухо наступил. И много других баек рассказывал, а я во всё верила. Даже когда он хвастался, как сам себя за волосы вытащил из болота.

- Хороша выдумка, - я позволил себе улыбнуться.

- Это ещё не самая невероятная, поверь. Когда к нему друзья приходили, он таким соловьём заливался...

- А на что вы жили? В городе ведь просто так не поживёшь.

- Папа работал, - голос Лины чуть потускнел. - У Меритари. Каким-то секретарём или вроде того. Но на работу редко ходил, уж не знаю почему. Он ведь не был чародеем. Обычный человек. Поэтому я до сих пор не понимаю, что произошло в то утро, хотя помню всё отчётливо. В дверь постучали. Папа проворчал что-то и пошёл открывать. Я подскочила и побежала к двери, чтобы тоже посмотреть на гостей. Не успела из комнаты выйти, слышу - грохот, стук, крики. Смотрю в замочную скважину: там папа дерётся с тремя верзилами сразу. У них - мечи, а у него только кинжал. Ни разу не видела у нас дома этот кинжал. Одного отец ранил, но другой рубанул ему по ноге, третий проткнул ему живот. Кто-то крикнул: «где она?».

Я перелёг поудобнее, чтобы приобнять Лину. Я прикоснулся к ней только пальцами, но и это, казалось, её немного ободрило.

- Я испугалась как никогда в жизни. Спряталась. У меня в комнате была оторвана половица - просто лежала на сваях. Только я легла под пол и положила доску на место, как дверь в комнату выбили. Я смотрела через щели в полу, поэтому видела немного, но достаточно. Головорезы вбежали, кровать перевернули, распахнули сундук с одеждой. Отца кто-то держал за локти, а одежда у него снизу вся пропиталась кровью... Я только потом поняла, что папа догадался, где я спряталась. Он сказал: «Она девочка умная, сбежала уже», - и рванулся как-то неловко, упал. Заслонил собой дыру в полу, чтобы меня никто случайно не увидел. А я, дура, лежу ни жива ни мертва, как дышать и то забыла. Те сволочи ещё какое-то время громили дом, ругались между собой, рылись везде. А потом кто-то говорит: «Этого добить. Дом сжечь».

Лина охрипла, прочистила горло, но продолжать не спешила. Я сжал её плечо покрепче, дав понять, что слушаю. Тогда она снова заговорила: