– А у тебя, конечно, были другие дела, – шепчет Ронан. – И потом, для процветания твоей фирмы было лучше держаться от меня подальше. Заключенный – не слишком выгодное знакомство.
– Ну если ты собираешься разговаривать со мной таким тоном… – возмущается Эрве.
Он встает, подходит к окну, приподнимает занавеску и смотрит вниз на улицу.
– Твоя девушка уже, должно быть, начинает нервничать, – замечает Ронан.
Эрве оборачивается, и Ронан невинно улыбается.
– Как ее зовут?
– Иветта. Но как ты догадался…
– Будто я тебя не знаю. Известный жеребчик! Ну давай садись. Когда-то они у тебя держались от силы три месяца. А сколько времени протянет твоя Иветта?
Оба заговорщицки смеются.
– Я, быть может, женюсь на ней, – говорит наконец Эрве.
– Не рассказывай мне сказки!
Ронан откровенно забавляется. Приоткрывается дверь. Видна лишь половина женского лица.
– Ронан… Не заставляй меня…
– Ты мне мешаешь! – кричит Ронан. – Оставь нас в покое.
И делает движение рукой, будто издали захлопывает дверь.
– Ну просто замучает иногда, – жалуется он Эрве.
– У тебя что-нибудь серьезное со здоровьем? То, что рассказала твоя мать, меня обеспокоило.
– Это острый гепатит. Можно и проваляться долго, а можно и вообще копыта откинуть, что правда, то правда.
– Тебя поэтому и освободили?
– Нет, конечно. Им пришло в голову, что после десяти лет сидения я сделался совершенно безобидным. Вот меня и отпустили. А гепатит – это уже довесок. Мне еще несколько недель придется поваляться.
– Должно быть, скучаешь?
– Не слишком. Не больше, чем там. Я уже подумываю о том, а не написать ли мне книгу… Ну как тебе мысль?
– Признаться…
Ронан приподнимается с подушки. И с хитрецой поглядывает на Эрве.
– Ты думаешь, мне нечего рассказать, так, что ли? Напротив, мне есть о чем поведать. Например, о тех годах, которые предшествовали моему судебному делу. Мне бы хотелось растолковать людям, в чем состоял смысл нашего движения.
Эрве обеспокоенно поглядывает на Ронана, а тот продолжает говорить, уставившись в потолок, будто бы сам с собой.
– Нас нельзя назвать хулиганами. Это нужно всем вбить себе в голову. Но мы также не были и святошами.
Внезапно он оборачивается к Эрве и хватает его за руку.
– Начистоту?
– Да, конечно, – кивает Эрве. – Но тебе не кажется, что самое лучшее – позабыть всю эту историю?
Ронан зло усмехается.
– А тебе пришлось бы по вкусу, если бы я рассказал о наших собраниях, ночных походах, да обо всем, чего уж там мелочиться? Вы могли бы помочь мне во время суда. Но вы меня бросили. О, я на тебя не в обиде!
– Я испугался, – прошептал Эрве. – Я не думал, что все пойдет так ужасно.
– Ты хочешь сказать, что не принимал всерьез наши действия?
– Да. Именно так. И видишь ли… Я хочу быть с тобой совершенно откровенным. Когда я навестил тебя в тюрьме… Все, что ты мне рассказал… о Катрин… о Кере… все это меня обескуражило… Поэтому я и не стал больше приходить. Но сейчас все позади. Все в прошлом.
С улицы несется автомобильный гудок.
– Господи! Это Иветта! Она теряет терпение.
Эрве подбегает к окну, сложной мимикой что-то изображает поджидавшей внизу девушке, затем тычет пальцем в часы, давая понять, что он не забыл про время, после чего с озабоченным видом возвращается назад.
– Извини, старик. Сам видишь, какая она у меня.
– Если я тебя правильно понял, – отвечает Ронан, – ты хочешь сбежать… Опять.
Эрве садится. Пожимает плечами.
– Можешь наорать на меня, если тебе это облегчит душу, – предлагает он. – Только поторопись. Ты хочешь о чем-то меня попросить? Тогда давай!
Они чуть ли не враждебно смотрят друг на друга, но Ронан идет на мировую. И насмешливо улыбается.
– Я напугал тебя. Мое желание написать книгу, похоже, тебя совсем не обрадовало. Могу представить себя на твоем месте. Успокойся. Это всего-навсего задумка. Я не намерен выяснять отношения с моими старыми соратниками. Но мне надо попросить тебя о двух вещах, две маленькие просьбы. Во-первых, я бы хотел иметь фотографию могилы Катрин. Ведь она… умерла уже после того, как меня арестовали. А сейчас ты сам видишь, в каком я состоянии. До кладбища мне не добраться. А к кому я могу еще обратиться за помощью? Не к матери же. Ты можешь представить ее с фотоаппаратом перед могилой? Особенно этой! Со стыда умрет.
– Можешь на меня положиться. Сказано – сделано.
– Спасибо… А вторая просьба… Мне хотелось бы иметь адрес Кере.
Тут уж Эрве рассердился.
– Вот это нет! – восклицает он. – Опять твои штучки-дрючки! И где, по-твоему, мне его искать. А? Давным-давно он здесь не живет.
– Найди его. Это не должно быть особенно сложно.
– А зачем тебе его адрес? Собираешься написать ему?
– Сам еще не знаю. А почему бы и нет?
Снова раздается звук клаксона, на этот раз более протяжный. Эрве встает. Ронан удерживает его за рукав.
– Ты должен это сделать. Должок за тобой… – говорит он скороговоркой, будто стыдясь своих слов.
– Ладно. Согласен. Ну давай, до скорого и лечись хорошенько.
Ронан сразу успокаивается и заметно веселеет. И, когда Эрве доходит до двери, бросает ему вдогонку:
– И что у тебя за тачка?
– «Порше».
– Везунчик!
Пожилая женщина поджидает гостя возле лестницы.