Неприкасаемые

Я вам и вздохнуть спокойно не даю. Простите. Но мне в голову засела одна мысль и не дает мне покоя. Совершенно очевидно, что пользы от меня в магазине не много. И как я теперь начинаю понимать, эту госпожу Седийо подсунули мне отнюдь не случайно. Она постоянно за моей спиной. Такое ощущение, будто ей велено записывать мои поступки, а потом сообщать о них. И невольно возникает вопрос: а не доверил ли мне господин Дидихейм этот пост исключительно для того, чтобы сделать вам приятное? Вдруг это всего лишь навсего ловко скрытое милосердие? И не ведут ли господин Дидихейм и госпожа Седийо приватных разговоров? «Это пустой номер, – говорит она. – Пользы от него нет и не будет». А тот отвечает: «Я был вынужден его взять. Давайте еще чуточку потерпим!»

Может быть, я просто неверно интерпретирую некоторые их взгляды и действия по отношению ко мне. Мне хочется верить, что я ошибаюсь. Но я обязан откровенно вас предупредить. Вы взяли на себя труд походатайствовать за меня, и мне невыносима мысль вас разочаровать. Лучше мне оставить должность. И я прошу вас, если вдруг господин Дидихейм нелестно обо мне отзовется, без всяких колебаний предупредите меня об этом. Я предпочитаю ясность.

Вполне возможно, я драматизирую ситуацию. Но разве себя обманешь, нормальных отношений с персоналом мне наладить так и не удалось. Скорее всего, поэтому у меня не проходит ощущение, будто я одинок и окружен некой тайной враждебностью. Но что делать? С какого бока браться? Общение должно строиться на особой дружеской сердечности, но я на нее не способен. Шуточки-прибауточки, задушевные беседы – я бы и рад, да мне это чуждо. А присущая мне сдержанность, что греха таить, внушает людям недоверие. Кассирши самое большее вежливы. Правда, у них не особенно много времени для разговоров. Целый день неистощимым потоком перед ними движется, собираясь у касс, словно суда в шлюзе, многоликое человечество, и на них накатываются одна за одной волны покупок: пакеты, бутылки, фрукты, флаконы, коробки… Левой рукой им необходимо продвинуть товар по узкому желобку, а другой рукой быстро простучать по клавишам аппарата. Деньги, сдача, целлофановый пакетик для каждого покупателя. Следующий!

Но у меня все-таки не получается им сказать: «Какая у вас утомительная работа». Не моя это роль. Да и потом, не в моих силах что-либо изменить. Но мне жалко всех нас, и так поэтому хочется трудиться как можно лучше. Однако все старания идут прахом. Все делаю невпопад. Вчера, например, присматриваю за бутылками с растительным маслом – товар шел бойко. А тут молодая девушка спрашивает, где ей можно найти варенья и конфитюры. Я вежливо отвожу. И разумеется, передо мной тут же вырастает мадам Седийо. «Пусть сами ищут, – возмущается она. – Больше купят».

Тут запрещено участие, желание помочь, любезность. Чему же тогда удивляться, что вокруг видишь лишь безразличие и холодность. Хотя в каком-то смысле меня это даже обнадеживает. Но все равно торговля методом самообслуживания не перестает меня удивлять. Однако я постепенно привыкаю. Вот уже три недели, как я здесь работаю! Не стесняйтесь, дорогой друг, при случае поговорить обо мне с господином Дидихеймом. Я согласен на помощь, но не на милостыню.

С дружескими чувствами,

Жан Мари».

«Дорогой друг!

Я словно в воду глядел. Случилось нечто такое, что потрясло меня. В двух словах: я обнаружил в почтовом ящике анонимное письмо. Возвращаюсь домой, собираясь поскорее заняться ужином, и вдруг… К счастью, Элен в эти дни возвращается поздно. Иначе она нашла бы эту гнусность. О! Текст незатейливый: «ПЕРВОЕ ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ». Большими буквами. И все! Но этого вполне достаточно. Я сразу догадался, откуда нанесен удар. Само собой разумеется, кто-нибудь из моего ближайшего окружения. Значит, из магазина. Я был прав, когда подозревал, что на меня точат зуб. На письме стоял штамп почты с улицы Литре, хотели сбить с толку, вот и опустили его подальше от магазина. Но меня, как вы понимаете, вокруг пальца не обведешь. И со вчерашнего дня я силюсь отгадать загадку. Почему вдруг эта угроза, а ведь речь идет действительно об угрозе, не так ли? Я никому не причинял никакого зла. Ну хорошо, меня не любят, согласен! Но за что мне мстить? Я тщетно ломаю себе голову. И пытаюсь понять. Почему первое предупреждение? Значит, должно быть и последнее? А потом что?.. Полная нелепица. Мадам Седийо, предположим, еще та ведьма, но в роли каркающей пророчицы я ее не вижу. Да и других, впрочем, тоже. И потом, это не их стиль. Они прислали бы мне скорее какие-нибудь оскорбления. А не эти сухие слова, похожие на приговор.