Неприкасаемые

– Почему ты здесь?.. Нездоровится?

– Не знаю… Нет. Или, вернее…

Он достал из бумажника оба анонимных письма.

– Держи… Сама все поймешь.

– Ясно, – произнесла она, пробежав их взглядом. – Глупость, только и всего.

– Ты ничего не понимаешь! – не сдержался Жан Мари. – Первое письмо пришло к нам домой. Еще куда ни шло. Но второе отправили туда, в магазин, и его, черт возьми, распечатала эта мымра Седийо. Все уже в курсе. Ты прочти, прочти… «Сука рваная…» Неужели не понятно? Можно представить, что они там обо мне воображают.

– Не кричи так. Соседям вовсе не обязательно об этом знать. Да, конечно, это неприятно.

– Это настолько неприятно, что я уже уволился с работы. Письменно известил господина Дидихейма.

– Ты сошел с ума!

Элен сняла перчатки, обеспокоенно смотрит на мужа. Достает с вешалки домашнюю кофточку.

– Ты объяснил ему, в чем дело?

– Нет. Представляешь, как бы он отреагировал? Я сказал только, что болен и не могу продолжать работать.

– Ну удивил!

Она зажгла газ, взяла сковородку.

– Давай быстрее. Мне нужно через полчаса быть на месте. Мог хотя бы сперва посоветоваться со мной. Это была хорошая работа.

Котлеты шипят в масле. Приготовив салат, Элен утирает глаза тыльной частью руки.

– Ты плачешь? – спрашивает Жан Мари.

Она передергивает плечами. Он подходит к ней, обвивает рукой шею и шепчет:

– Элен. Я не мог там больше работать.

Резким движением она освобождается от его объятий.

– Ну в чем дело? Может быть, ты и есть тот самый, на что намекает письмо?

Ошарашенный, он отступает, ищет на ощупь стул.

– Элен, что ты говоришь…

– Ты не тот, о ком там сказано?

– Да как ты могла такое подумать!

– А если нет, тогда нужно было на все наплевать, какая разница, что там подумают другие. Твой друг все для тебя сделал. Преподнес работу на блюдечке. А ты из-за какого-то дурака, что потехи ради шлет тебе идиотские письма, уходишь! Это несерьезно. Давай есть!

Поставив салатницу на стол, она раскладывает котлеты. Руки двигаются словно сами по себе, и кажется, нет ни ссоры, ни напряженных лиц, ни обидной резкости слов. Жан Мари садится напротив нее.

– Идиотские письма, говоришь… Я так не думаю.

– Послушай, – говорит она, глядя ему прямо в глаза. – Или вся эта ерунда рассыпается как карточный домик, или тебе есть в чем себя упрекнуть. Ну-ка покажи мне еще раз письмо.

Жан Мари протягивает ей письмо через стол. Элен медленно вполголоса читает: «Сука рваная! Как только тебя еще земля носит. Второе предупреждение».

– Именно последние слова, «второе предупреждение», и беспокоят меня, – признается Жан Мари.

– А меня другое, – отзывается Элен. – Вот это: «Как только тебя еще земля носит». Я не большой знаток анонимок, но эта маленькая фраза заставляет меня задуматься. И тебя, мне кажется, тоже. Иначе ты не бросил бы работу.

– Я уверяю тебя, Элен…

– Послушай, Жан Мари, давай серьезно. – (Смотрит на часы.) – Нет, я сегодня точно опоздаю.

– Могу поклясться, что совершенно… – начал было он, но она его перебила:

– Конечно-конечно! Я тебе верю. Хотя жизнь порой и преподносит сюрпризы.

– Будь я этим, ты бы, наверно, заметила.

Элен отодвинула тарелку и грустно улыбнулась.

– Я могла бы спросить, почему ты так сдержан со мной в постели. Таких мужей, как ты, поверь, не много. И почему так боишься иметь ребенка?

– А при чем здесь это? – протестует Жан Мари. – Мне не хочется плодить сыновей-хулиганов или дочерей без работы и без гроша в кармане.

– Ты не имеешь права так говорить.

Он в свою очередь отодвигает тарелку. Шепчет:

– Веселенький обед выдался.

Элен сжимает его безвольно лежащую на скатерти руку.

– Извини. Если писавший хотел нам сделать больно, то он своего уже добился. Послушай, ты мне часто рассказывал, что Френез…

– Лангруа, – исправляет Жан Мари.

– Хорошо, Лангруа… встречался иногда с темными людишками.

– Да, действительно.

– Возможно, нужно искать где-нибудь тут. Вспомни, наверно, с кем-нибудь поцапался, а теперь вот тебе мстят.

– Да нет. Это смешно. Вбей себе раз и навсегда в голову, что меня просто не существовало. Лангруа всех затмевал.

Они замолчали, затем Элен принялась убирать со стола.

– Вечером поедим чего-нибудь получше.

Он закуривает, она быстро моет посуду.

– Если ты что-то от меня утаиваешь, то давай, я тебя слушаю. И как сумею, помогу. Ты уверен, что тебе нечего мне рассказать?

Жан Мари смутился. Отвернувшись, он выпускает клуб дыма.

– Уверен.

– Ну а если копнуть еще поглубже в прошлое… до Лангруа. Ну, не знаю… Скажем, когда ты работал у отца?

Жан Мари недоуменно хмурит брови. И лишь затем вспоминает, что в свое время выдумал себе прошлое и рассказал Элен, будто бы отец устроил его письмоводителем к себе в лицей.

– Ах, оставим все эти разговоры! – просит он. – Согласен, я напрасно написал Дидихейму. Но теперь уже поздно. И признаться, в глубине души я доволен. Эта работа не для меня.

Элен идет подкраситься перед уходом. Из ванной доносится ее голос:

– Жан Мари… Только не сердись… Тебе не кажется, что настало время…

Долгое молчание.

– Для чего? – ворчит, не выдержав, Жан Мари.