Неприкасаемые (другой перевод)

— До вечера, милый. Я непременно зайду в церковь. Нам необходимо заручиться поддержкой. А ты?

Жан-Мари не решился признаться ей, что будет глупейшим образом тратить время, бессмысленно повторяя про себя: «И ты еще имеешь наглость высовываться!» Нет, никогда он не осмелится сказать правду. Тем более Элен!

— Начну снова искать, — сказал он. — Не занимайся ужином. Я сам приготовлю. Это хотя бы я еще делать умею.

Ронан скучает. Давление у него низкое. Если он слишком долго остается на ногах — сорок пять минут, час, он весь покрывается испариной, кружится голова, дрожат ноги. И он вынужден снова лечь. Читать ему не хочется. Газеты, журналы, толстые ежемесячники скапливаются в ногах кровати, соскальзывают на пол — пока мать не подберет.

— Ты совсем уже превратил меня в няньку!

Напрасно ждет она протестующего возгласа, ласковой улыбки. Ронан отгородился стеной молчания. Он вспоминает. Он растворяется в волнах туманных видений. Он представляет себе, будто ловит рыбу. Вот он забросил два анонимных письма так, как забросил бы две удочки, и теперь ждет клева. Быть может, он никогда не узнает, схватила ли рыба насадку, попалась ли на крючок. Быть может, придется закинуть еще раз. А вдруг Кере бросает его письма в корзину? Вдруг он готов пойти на скандал? Нет. Он побоится. Не нужно забывать, что он на цыпочках, тайком смылся из города… Эта картина на мгновение забавляет Ронана… Кере, прижимаясь к стенам домов, пробирается на вокзал, точно драпанул из тюряги.

Да, за эти десять лет он наверняка стал жестче. К тому же он женат. А это доказывает, что он создал себе новую жизнь и у него есть что защищать. А тут вдруг анонимные письма!.. Возьмем последнее… А если это письмо, скажем, попало в руки его близких! Вот посмотреть бы на его рожу! Кисло, должно быть, у него на душе!.. «Второе предупреждение!» Значит, будет еще и третье… И в конце концов правда всплывет на поверхность.

Улыбка сбежала с лица Ронана, он помрачнел. Ну, зачем упиваться всякими глупостями? Так ли уж важно то, что происходит с Кере, когда всюду процветает насилие, когда люди, отупевшие от потока информации, только и мечтают, как бы спрятаться от жизни в мире игр! Не все ли им равно, плохой Кере или хороший? Десять лет назад это еще имело значение, тем более в таком городке, как Ренн. Но теперь… Дешевые маски — вот что такое его письма. Попытка сделать вид, что ты еще что-то можешь. Кере вне досягаемости. Для того чтобы добраться до него, нужно сесть в машину или в поезд, то есть держаться на своих двоих. А потом выследить его, подстеречь, подойти к нему. Нет! Больному не до разъездов. Рыбак ведь не бегает за рыбой. Рыба сама приплывет к нему в сеть. Но как заставишь Кере выехать из Парижа и вернуться в город, который он вычеркнул из сердца? Если бы еще письма напугали его так, чтобы он снялся с места. Пора бы Эрве навести справки. А он что-то совсем пропал. Вот уж на кого нельзя положиться.

Ронан устало прикрывает глаза. Поражение! Но к концу дня, когда обычно поднимается температура, в нем вдруг начинает крепнуть уверенность. Нет, он верно маневрирует. А фраза: «И ты еще имеешь наглость высовываться» — просто великолепна. Люди посторонние могут вообразить все, что угодно. Кере же она напоминает как раз о том, что он стремится скрыть: для него она означает, что за ним следят. «Глаз зрит и в могиле». Ронан смеется.

— Что это тебя так развеселило? — спрашивает Мать. — Вот уж совершенно без повода.

— Да так просто! — отвечает Ронан. — Вспомнил одно стихотворение Виктора Гюго.

— Ты опять нагонишь себе температуру, — стонет она.

Скоро, совсем скоро вечер; ночник горит на столике у кровати, дом затих. Вот Ронан и преодолел с трудом, ведомый местью, эту нескончаемую вереницу часов. И теперь он на гребне дня. Он не спит, И уверен, что Кере не спит тоже. Сейчас, как и каждый вечер, у Ронана свидание с Катрин. Сначала он восстанавливает в памяти могилу, на которую возложил цветы Эрве. Ронан так часто рассматривал эту фотографию, что запомнил ее до мельчайших деталей. С помощью лупы он всю ее разглядел. Он уже знает, например, что предмет, который он принял было за пучок травы — это птица, сидящая на дорожке. Может быть, дрозд. Катрин любила все летящее — будь то пена прибоя или чайки. Она была дочерью крепкого морского ветра. Ронан гуляет вместе с ней. Иногда Катрин говорит с ним. Иногда они ссорятся. Иногда они сжимают друг друга в объятиях, и жар страсти неистово бьется у него в висках. Ронан стонет. Он чувствует тело Катрин. Последний раз, когда…