Неприкосновенное сердце

Оливия больше не сказала ни слова, а лишь взяла меня за руку, ведя в дом. Я улыбнулась ей, понимая, что это мой семилетний ребенок. Моя девочка гораздо взрослее, чем я. Меня учили жить слишком поздно, а ее — с самого детства. Возможно, мне сейчас почти что и невозможно разбить сердце, но в отличии от меня, у Оливии есть сердце. Эта девочка обладает умением разжигать огонь и улыбаться даже дистанционно. И каждый раз, когда я думала, что все потеряно, что во всем потерян смысл, она снова возвращала меня к жизни, вызывая острую необходимость дышать.

Когда Оливия сказала, что ей нужно принять ванную, я, ничего не ответив, пошла исследовать кухню. Я заметила, что на холодильнике, магниты держат множество фотографий Оливии. Еще заметила, что все баночки для приправ и круп одной серии, так как я и люблю. В верхнем ящике возле мойки находилось несколько бутылок моего любимого вина, и вся эта кухня в принципе была создана словно специально для меня.

— Я начинаю думать, что мы с тобой похожи.

— Эмили, — оборачиваюсь я, затаив дыхание на мгновение.

— Ди, — сжимает она меня в объятьях. — Я соскучилась. Боже, я так чертовски по тебе соскучилась.

— Ты знаешь, — обнимаю я ее в ответ.

— Я вижу тебя в твоих глазах, — надрывается ее голос от слез. — Я снова вижу себя в знакомом взгляде.

— Я рада, что ты тут.

— Ты самый сильный человек, которого я встречала, Донна.

— Подскажи, как мне наконец-то убрать яйца, которые я отрастила в прошлых отношениях?

Мы начинаем хохотать, и я наконец-то немного расслабляюсь. Кажется, если бы луна могла улыбаться и быть человеком, она имела бы облик Эмили. Она имела бы ее тонкие пальцы и длинные ресницы. Имела бы жесткий характер и оставляла после себя каждое мгновение, которое бы вспоминали другие, как «впечатляющее». Она прекрасна и уничтожающая в одно и то же время. И она та, кто была рядом, несмотря ни на что. Она — семья. А семью мы защищаем любой ценой.

— Расскажешь мне, что я пропустила, — говорю я, когда мы уменьшаем громкость нашего смеха. — Пока Оливия пошла принимать ванную.

— Ты ей рассказала? — занимает Эмили место за столом.

— Первой, — накрываю я на стол, понимая, что Адам на самом деле отличные отец, судя по заполненному холодильнику. — Знаешь, она все понимает.

— Она слишком умна, — задумывается подруга на мгновение. — Она похожа на тебя.

— Как у вас с Брайаном?

— Мы пытаемся завести ребенка, но пока не очень выходит.

— Ты в порядке?

— Да, — ободряюще она улыбается. — На самом деле я не знаю почему не хотела ребенка раньше. Я не знаю, зачем делала и совершала столько всего.

— О, Эм, — снова смеюсь я. — Фразой «я не знаю зачем это делала» можно описать всю мою жизнь.

— Потрясающий тост.

— А как девочки? — ставлю я бокал с виски на стол. — Как Эс?

— О, — смеется Эмили. — Кажется она в порядке.

— Майкл в итоге оказался дураком?

— Никто из него дурака не делает. Это полностью его инициатива. Ева рассталась с последним парнем.

— Почему?

— Он сказал ей, что она должна принимать его таким, какой он есть.

— И она закончила прием? — снова рассмеялась я.

— Поехали сегодня на девичник? — становится она серьезной в следующий момент.

— Я не...

— Можешь, — хмуриться она. — Они не видели тебя целую вечность, и...

— Не надо, Эм, — перебиваю я ее. — Просто не надо. Я правда по вам всем соскучилась, но сегодня я хочу обнимать моего ребенка, пока она свернется калачиком возле меня. Я буду делать все это, пока она мне будет разрешать, потому что, откровенно говоря, я этого совсем не заслужила.

Эмили поджимает губы, и я вижу, что она определенно хочет что-то добавить. Я отрицательно качаю головой, замечая то, что, возможно, не заметил бы никто, кроме меня. Я знаю эту женщину лучше, чем себя, и она смотрит на меня проницательным взглядом, пытаясь что-либо прочитать по моему лицу. Я делаю очередной глоток виски, пытаясь через мгновение избавиться от жжения в горле, а Эмили, больше не сказав ни слова, подходит ко мне и после того, как, целует в лоб, направляется к двери, захлопывая ее за собой.

— Слава богу, я не похожа на то, через что прошла, — говорю я сама себе, направляясь на второй этаж к Оливии.

Когда я стучу в ванную, и дочь разрешает мне войти, я смотрю на картину, где она лежит в ванной вся пене, и музыка, которая играет в колонках, совсем не для девочки семи лет. Адам обустроил ей все, вплоть до ванного столика с резинками и феном.

— Кажется, что ты все контролируешь.

— Так и есть, — усмехается она. — Ты звонила тете Эмили?

— Она только что уехала.

— Ты спросила за папу?

— Я сейчас это сделаю, хорошо? — целую я ее в лоб. — Есть будешь?

— Нет, — пожимает Лив плечами. — Я хочу посмотреть с тобой какой-то фильм.

— Тогда ты вылезай с ванной, а я иду звонить Эмили.

«Ты должен осознать, что люди имеют право мыслить не так, как мыслишь ты, и не делать того, чего ты от них ожидаешь. Они, вероятно, любят тебя, но их любовь может проявляться не так, как ты хочешь». Бернард Шоу.