Неприкрытая жестокость

— Тогда его отпечатки должны быть в Управлении по иммиграции и натурализации в Вашингтоне. Значит, мы сможем очень быстро определить, его это палец или нет. Думаю, сначала выясним и только потом будем всех оповещать, от семьи Курта до ФБР.

— Сэр, разве это не странно? Записку передали полицейскому! И в ней не сказано, что не надо обращаться в ФБР! Им все равно?

— Похоже, так. Согласен, Хелен. Очень странные похитители.

Делия и Ник вошли в кабинет и замерли, обратившись в слух; до прихода Пола Кармайн успел в нескольких словах обрисовать им ситуацию.

Пока Пол снимал отпечатки, Кармайн обратился к Нику:

— Отправь по факсу отпечаток, имя и номер социального страхового свидетельства прямо на его личный номер в Управление по иммиграции и натурализации. Ник, сделай это, пожалуйста.

— Ты уже позавтракала, Хелен? — спросила Делия.

— Нет, только кофе выпила. Я обычно дожидаюсь утреннего перерыва, чтобы перекусить датским пирогом.

— Пока не придет заключение об идентичности отпечатков, нам всем здесь делать нечего, — быстро заговорила Делия. — У Пола есть записка, у нас — ее ксерокопия, поэтому предлагаю отправиться в «Мальволио», чтобы обсудить дальнейшие шаги. Что скажешь, Кармайн?

— Хорошая идея, — ответил он.

В закусочной оказалось довольно людно, но им удалось занять большую нишу в глубине зала, где было достаточно уединенно. Кармайн, первым изучив записку, вынес свое заключение:

— Напечатана на электрической машинке. Оставленные отпечатки принадлежат мне и тебе, Хелен. По оберточной бумаге вообще сказать нечего. Делия?

— Напечатано на «Оливетти», — уверенно начала она. — Язык изложения принадлежит образованному человеку — краткий и с некоторой претензией на стиль. Дата проставлена на европейский манер — сначала день, потом месяц. А сколько американцев знакомы со временем по Гринвичу? Время в Западной Германии, если я правильно помню, опережает Гринвич на один час; однако из-за разных сроков перехода на летнее и зимнее время может возникнуть путаница. Автор весьма специфичен — у нас есть левый мизинец Курта. Похитители, говоря о себе, используют множественное число, но это — обычная ситуация. Похитители-одиночки в большинстве случаев оказываются женщинами, которые выхватывают из колясок младенцев, оставленных без присмотра в супермаркете.

— Я только хотел бы знать, — спросил Кармайн, прожевав кусок датского яблочного пирога, — почему записка с требованием выкупа пришла к тебе, Хелен. Из нее понятно, что семью Курта не оповестили, ты должна им сказать. Вы с Куртом в таких романтических отношениях, что его семья знает об этом? Не останавливайся, доешь пирог. Силы тебе понадобятся.

— Я не знаю, что Курт сообщил обо мне своей семье в Мюнхен, — начала объяснять Хелен. — Но в Холломене мы — парочка, правда, не сильно романтическая. Мы не любовники, и большинство коллег Курта знают об этом. Ему — тридцать четыре, и он ищет жену, а не любовницу.

— Его семья думает так же? — спросил Ник.

— Возможно. Когда мы вчера ужинали, он интересовался, какое обручальное кольцо мне понравилось бы. Я огрызнулась. Сказала, что сама выберу себе кольцо, а моему жениху нужно будет только за него заплатить. Курт мог понять мой ответ буквально. Вряд ли он опасается, что я могу отвергнуть его предложение. — Неожиданно в глазах девушки заблестели слезы. — Я такая жестокая!

— Если ты не хочешь быть с ним, лучше проявить жестокость, — заметила Делия.

— Думаю, нам придется принять на веру, что семья Курта считает тебя его будущей женой, — сказал Кармайн. — Если Делия права по поводу записки, похищение организовано из Германии.

— А счет в швейцарском банке это только подтверждает, — добавил Ник. — Как может банда американских похитителей попасть в неприступный швейцарский банк? Никак. Десять миллионов долларов! Огромный выкуп! Похитители наверняка знают, что из такого банка мы не получим никакой информации. Все же знают об осевшем в швейцарских банках золоте нацистов, но доказать это и забрать его никто не может. Какие же там проценты начислились за двадцать с лишним лет!

— Хелен, если это окажется палец Курта, ты понимаешь, что тебе придется позвонить его семье? — спросил Кармайн. — Его отец еще жив?

— Да, граф еще жив, и я все понимаю.

— Граф — его имя?

— Нет, титул. В Англии его считали бы бароном. Но ему я звонить не буду, он слишком старый. Сейчас все семейные дела ведет Дагмар, сестра Курта, — ответила девушка.

— Расскажи нам немного о фон Фалендорфах, Хелен.

— Графа зовут Эрих. Сбежав из Восточной Германии, он наконец получил шанс пустить в дело приданое своей жены итальянки — пока Гитлер был у власти, они сидели очень тихо. Баронесса профинансировала создание его первой фабрики в Мюнхене. Эрих был гениальным химиком, занимающимся усовершенствованием процесса окраски синтетических тканей. Сейчас, двадцать лет спустя, «Фалендорф фарбен» насчитывает дюжину предприятий, разбросанных по всей Западной Германии.

— Как баронессе удалось сохранить свои денежки непощипанными во времена Третьего рейха? — спросил Ник, хмуря брови.