Неприличные истории

Адель со своей гнусной подругой зашли ко мне, и глядя на мои обманные свеженакрашенные работы, хором сказали :

- Нет, Володя, все-таки мы были ослеплены твоей личностью, но работы сами по себе черезчур торопливы, непроработанны. Их никак нельзя было выставлять, ты сам же скажешь нам спасибо...- торжествуя в душе, я смиренно им отвечал:

- Мне очень жаль, что я вас разочаровал...- и грустно побрел на кухню.

И тут на кухне я вдруг загрустил по-настоящему. Я плевать хотел на его выставки и Франции, я в гробу видел его победы над Аделькой, которая меня продавала то там, то сям, но неужели этим двум блядям действительно настолько плевать на мою работу, неужели смазливый щенок с длинным хуем и откровенно недоделанными, недодуманными, недоросшими картинками мог во так просто снести мою серию, которую даже не запомнили. Пообщавшись с двумя этими бабами, я заметил, что Аделька хваткая баба, но в живописи соображает меньше, чем в своем любимом занятии, но стерва-журналистка, та кое-что все же кумекала, и мне было обидно разочароваться, они поверив в меня, заставили меня самого в кои-то веки это сделать, и потом я снова осатлся один, но вопрос, меня мучивший был посложнее: "А может, в этом просто никто вообще нигде, никогда и ничего не понимал и не понимает? И это все обман? И это все - просто ложь и лицемерие? Что же я делаю, на что я положил тридцать шесть лет, прожитых мной на свете, какого черта я поверил каким-то там великим, и какие же они великие, если две бляди с совковым верхним образованием опровергают их, даже не вступая с ними ни в какой спор? И что же будет теперь со мной - поздновато мне осваивать искусство жить по привычке, и как..."

Тут на плечо мне ложится рука, и я вижу, что это рука журналистки этой, которая какого-то черта гладит меня по щеке.

- Слушай. - говорю. - Что тебе еще от меня нужно? Вы меня и так уже унизили и смешали с говном так, как не удавалось никому, и никому уже не удастся. Уходи.

- Уйду, если захочешь... Но, только скажи мне сначала - куда ты дел свою "дикую" серию?

- Да вот она, в комнате стоит...- сказал я, дрогнув.

- Только мне этого не объясняй. Я, кстати, кажется знаю, посему ты подменил ее этими тряпками, и даже знаю, кажется, зачем. Но я им не скажу. И я с ним не сплю - если это тебя интересует...

Открытие выставки состоялось позавчера. Вчера в галерее был выходной. Как раз сегодня должен проявиться битумный лак сквозь масло. Под одной из жениных картин мною, при помощи битумного лака, правдиво изложена эта история, а на ряде других нарисованы различные символические фигуры и их краткие названия. Но я уже этого не увижу - потому что до самолета осталось уже всего пять часов, и мы с Любочкой уезжаем в Париж!

Какой-то высокий, в замазанном краской свитере смазливый юноша у дверей во всю глотку кричит "Это подлость!!", женщина рядом с ним говорит много разных неприличных слов, пытаясь говорить их по нескольку сразу, а художник Петухов обнимает высокую даму с лицом, говорящем о язвительности и колкости ее характера.

(на этом рукопись обрывается, но не заканчивается - примечание А.А.)