Непримиримость. Повесть об Иосифе Варейкисе

Однако в результате происков Антанты корпус не только отказался разоружиться, но 25 мая 1918 года поднял мятеж, нацеленный в спину революции. Ленин всячески стремился к мирному урегулированию, указывая, что против власти Советов «идут не чехословаки, а их контрреволюционный офицерский состав». В то же время — перед фактом вызывающей несговорчивости мятежных белочехов, перед лицом новой и непредвиденной серьезной угрозы — приходилось принимать все необходимые меры для защиты молодого государства. Был спешно создан Восточный фронт. Главкомом фронта был назначен уже знакомый Иосифу Михайловичу левый эсер Муравьев. Почему он?..

Из Казани, из штаба Восточного фронта, прибыл в Симбирск нарочный с поручением от членов РВС Кобозева и Благонравова. Они рекомендовали создать в Симбирске Чрезвычайный военно-революционный штаб, возглавляемый большевиками, — чтобы ослабить позиция левых эсеров, засевших в губвоенкомате и гарнизоне. Начальником штаба стал Варейкис.

Итак, уже третья работа по совместительству, а по сути дела, все три занимаемых Варейкисом поста сводятся к некоему единому — посту партийного руководителя в городе, который стал прифронтовым и является Центром губернии, объявленной на военном положении.

1 июня Иосиф Михайлович собрал всех большевиков городской организации и сказал, что в создавшихся условиях особое значение приобретает вопрос о военной подготовке и личном вооружении каждого члена партии.

— Буржуазия, — говорил он, — пользуется всеми средствами, чтобы напасть и разбить нас. Мы обязаны сплотиться, организоваться и обучиться военному делу. Нам необходимо приняться за дело, не ждать ни одного часа и приступить к обучению всех членон партии, дабы быть готовыми по первому же призыву встать под ружье!

Тут же, по его предложению, избрали военную комиссию по обучению. И были начаты регулярные военные занятия. Затем на фронт, под Самару, ушли сводный отряд красногвардейцев-текстильщиков, пулеметная команда и часть отряда интернационалистов. Многие из этих; бойцов-симбирцев пали в сражении у станции Липяги…

А он?

А он, пославший их и сам оставшийся в живых, расселся здесь под развесистым вязом и любуется пейзажами?! Блаженствует, прохлаждается?! Передышки захотелось? Там, на позициях, тоже не отказались бы от передышки!

Иосиф Михайлович рывком вскакивает, наскоро отряхивается и оглядывается — вокруг ни души. Пальцы — под ремень и от пряжки в стороны, фуражку — на голову, сумку — на плечо, куртку — пока на руку.

Он тяжело дышит, гневаясь на себя, не прощая себе даже недолгого отдыха — этой неуместной и недопустимой, по его убеждению, слабости. Теперь он широко шагает, торопясь обратно. К своему рабочему месту. На свой пост.

2. МУРАВЬЕВ В КАЗАНИ

Одна из башен казанского кремля, уступчатая, островерхая, напоминала Боровицкую башню кремля москоиского. Но масштабы, конечно, не те… Другая башня казанского кремля, тоже островерхая, белела на голубом фоне безоблачного июньского неба. Жара над городом стояла непробиваемая, в здании штаба фронта на Проломной улице было душно. Михаил Артемьевич расстегнул ворот светлого летнего кителя, вытер чистым платком взмокшую шею и решительно поставил подпись под только что сочинённым первым своим приказом по войскам нового фронта. Уже подписав, все же не удержался и еще раз перечитал, испытывая приятное чувство удовлетворения:

«Объявление войскам. Декретом СНК для борьбы с чехословаками и контрреволюцией учрежден Революционный военный совет, в составе которого я состою главнокомандующим всеми силами, действующими против восставшей контрреволюции. 18 июня я вступил в командование; как всегда, призываю вас, крестьян и рабочих, солдат и матросов, беспощадно бороться за свою власть, которую хотят отнять у вас помещики, капиталисты, чтобы вернуть себе обратно землю и волю, как это они сделали на Украине, в Финляндии, на Кавказе и в Польше. Не скрою своего впечатления, что нет уже у нас больше революционной энергии. Призываю вас всех воспрянуть духом и снова, как один человек, встать на защиту революции, на ее завоевание».

Всего несколько дней тому назад еще томился он и камере ЧК, угнетенный неведением и преисполненный отчаяния. И вот он снова на коне, снова обращается к войскам и не сегодня завтра поведет их в бой, навстречу новым победам.