— Итак, — заключил Герасимов, — послезавтра, когда вы до конца приведете в порядок квартиру — груз Бартольд с Лукановым занесли, так что с этим все в порядке, — позвоните по моему телефонному аппарату и пригласите на новоселье, на три часа… Убежден, Карпов понудит вас звонить со своего номера, в присутствии кого-то третьего, пусть вас это не останавливает… Если мои люди увидят, что Курлов, Виссарионов и Карпов, — возможно, кто еще, из судебного ведомства, — войдут к вам за полчаса до моего визита, в дверь постучит мужчина, поинтересуется, сдана ли квартира; это мой человек, это будет для вас условный сигнал… Идите на кухню и подсоединяйте провода. И сразу же выбегайте из квартиры, вас увезут в безопасное место.
Проводив Петрова, отправился к Столыпину; когда докладывал (не впрямую, конечно, а с легкими намеками, чтоб не спугнуть), не мог оторвать глаз от пергаментного лица премьера, живой покойник, вот-вот упадет от разрыва сердца…
Выслушав Герасимова, премьер рассеянно поинтересовался:
— Хоть я и не верю в то, что генерал Курлов может быть втянут в заговор бомбистов, но выяснить все досконально, чтобы сохранить честь жандармского мундира, полагаю разумным…
— Петр Аркадьевич, — проскрипел Герасимов, пораженный уклончивым, прямо каким-то змеевидным ответом Столыпина, — поскольку операция рискованная, а Петров в прошлом был известным бомбистом, возможны любые случайности… Вполне может быть, что все это игра эсеров… Поэтому просил бы вас на случай непредвиденного подготовить рескрипт о введении чрезвычайного положения в столице.
Столыпин задумчиво покачал головой, ответил заранее подготовленной фразой:
— Надеюсь, вы с вашим опытом ничего из ряда вон непредвиденного не допустите…
— Я не отвечаю за операцию, — возразил Герасимов. — Ею руководит Курлов… И вас об этом в известность не ставят, готовят в строгой тайне… Поэтому я и напоминаю вам о возможности любого рода случайности… К ней надобно быть готовым загодя, потом будет поздно. Будет поздно, — повторил Герасимов и, прищурившись, заключил. — Такого рода шанс упускать нельзя, другого не будет.
— О чем вы? — холодно поинтересовался Столыпин, побледнев еще больше.
Герасимов поднялся, поражаясь своей дерзости, кивнул и, ничего не ответив, вышел…
…Ах, случай, случай!
За несколько часов до намеченного Герасимовым акта Карпов приехал к Петрову, на Астраханскую, чтобы посмотреть, как обустроилась квартира, — неудобно товарища министра и шефа отдельного корпуса жандармов вести в непотребное помещение.
— Ну как, Александр Иванович? — спросил Карпов, оглядывая квартиру. — По-моему, красиво. Денег хватило? Не считайте, не считайте, можете приобретать все, что душе угодно… Вот бы и скатерть надо свежую постелить…
Петров побледнел, когда полковник потянулся, чтобы стащить старую, закапанную скатерть; сразу бы увидал мину и провода, идущие от нее, — все, конец, петля!
— Не трогайте, — нашелся Петров. — Не надо! Вы же у меня в гостях! Я сам перестелю…
Он проскакал на протезе на кухню новых скатертей еще не привезли, — вот она, мелочь, сколько раз про это и Герасимов бубнил, и Савинков предупреждал!
— Ничего, — крикнул он с кухни, — попируем на старой, а новую завтра постелим!
— Нет уж, — ответил Карпов, — увольте! Я с грязного не ем! А тем более не пью…
Петров понял, что сейчас полковник сделает шаг к столу, сдернет эту чертову скатерть, увидит мину…
Что будет дальше, он не мог представить, в голове началась давешняя рвань, рот повело в сторону; не очень-то понимая, что делает, он сунул проводки в штепсель, и, оглушенный взрывом в столовой, полетел на пол, ощущая душный, угарный запах паленого…
Через три часа Виссарионов кончил допрашивать Петрова тот под диктовку, безвольно, постоянно чему-то посмеиваясь, написал, что Герасимов понуждал его организовать акт против Курлова и других чинов полиции, дабы обезглавить секретную службу империи.
Подписав, спросил:
— Но вы даете слово, что чистосердечное сознание обеспечит мне жизнь и побег с каторги?
— Конечно, — ответил Виссарионов, пряча протокол в портфель. — Не сомневайтесь.
…Кадеты внесли в Думу запрос по поводу взрыва на Астраханской, Столыпин ответил, что оппозиция получит все подробности из судебного отчета, гласный суд назовет тех, кто стоял за преступлением.
В тот же день Герасимов был откомандирован в Сибирь — приказом Курлова — для расследования «ссоры, возникшей между жандармерией и железнодорожной стражей».
Там, в Сибири, узнал из газет, что военный суд над Петровым был закрытым; ни одного человека в зал не допустили, повесили через семь часов после вынесения приговора.