Темыч удивляет догадливостью, поднимает конечности, а мне посылает глазами: «Бл***, не тупи!». Когда охранник принимается ощупывать Зура на предмет незаконного оружия, мы с Ромкой терпеливо ждем своей очереди. Только с обыском оканчивает, толкает дверь. Там оказывается еще один мужик. Меньше, но лицо суровей, холоднее я бы сказал.
— К боссу, — кидает первый второму. Тот кивком командует: «Шуруйте!».
Странный молчаливый этюд в исполнении охранника, и мы шагаем по темному коридору, правда, недолго. Приближаемся к светлому проему и сворачиваем. Оказываемся в небольшой проходной комнате с двумя дверьми. Провожатый распахивает дальнюю. Коротко кивает: вперед! Уже складывается впечатление, что мужик немой. Лишь бы Герасимом не был, а нам участь Муму не досталась. Послушно ступаем друг за другом в очередной коридор, но уже оживленный. Туда-сюда бегают девчата и ребята в фартуках. Люди в однотипной униформе и светлых колпаках. Мы явно в пищевом блоке-кухне.
Мужик нас проводит дальше по коридору, который опять же оканчивается двумя дверьми. Одна — управляющий, другая — выход в зал. "Герасим" стучит к начальству:
— Да, — с некоторым запозданием слышится мрачный ответ.
Все так же молча, проводник толкает дверь и кивает: сюда, а сам остается в коридоре.
Ступаю внутрь, ребята за мной: останавливаюсь ближе к центру квадратного кабинета, Артем и Ромка встают рядом, плечо к плечу.
Небольшая прокуренная комнатка. Хорошо оборудованная экранами слежения за кухней, коридорами, залами. Широкий стол, за ним сидит невысокий мужик лет под сорок в светлом костюме. Модная стрижка, идеально уложенные волосы, цепкий взгляд голубых глаз. Длинные пальцы сцеплены в замок.
С обеих сторон от босса, — как понимаю, за столом именно он, — мощные мужики примерно того же возраста. Плечистые, мордастые, с холодными, пустыми взглядами, безэмоциольнальными лицами. Один-вальяжно сидит в кресле, другой на диване — следят за нами, но пугающе спокойно.
— Смотрю, подмогу позвал? — вскидывает брови главный.
— Друзей, — поясняю ровно.
— Друзей, — кивает своим мыслям мужик. — Ты знаешь, кто я?
— Да вот только узнал, и как догоняю, из-за Шумахера напрягаете.
— Ушлепок, — вместо босса рыкает мужик, что на кресле восседает и, судя по голосу тот, кто мне звонил и на стрелку позвал. — Ты слова подбирай, а не то язык твой в одно место засуну. Для тебя он — Евгений Петрович, тихо и с почтением.
— Если с почтением, тогда не ушлепок, а Игнат, — не собираюсь лебезить. Не в моем характере, даже если сейчас получу.
Громила хмурит брови, пилит взглядом темных глаз.
— Да ты борзой и смелый, — криво усмехается босс. Напрягаюсь сильнее, но вместо угроз, охрана коротко хмыкает. — Ты мне нравишься, даже не ожидал, — откидывается на спинку высокого кресла, подперев голову рукой.
— Вы тоже ничего, — соглашаюсь мрачно, поглядывая на мужиков. До сих пор не знаю, что у них на уме и чего ожидать. — Только ограничимся разговором. Обойдемся без обнимашек и поцелуев.
— Слыш, Саныч, — кидает насмешливый взгляд на верзилу в кресле, — видал мальца?
— Да любуюсь, — чеканит с уважительной грубоватостью мужик.
— Я вот думаю, его сразу закопать или пусть сначала объяснит, как так получилось, что он моего брата на койку больничную отправил?
— Пусть еще чего-нибудь скажет, — пожимает плечами бугай. — Уж больно независим, прямо интригует.
— А-ха-ха, — низко и коротко ржет второй, даже руки на спинку дивана водружает.
— Да я, вообще, пришел не оправдываться, — бурчу мрачно. Мужики перестают зубоскалить. — Вы позвали на разговор. Я не привык прятаться, да к тому же к знакомой заходили, а это уже совсем не катит. Она не при делах…
— Это нам решать, кто при делах, а кто нет, — холодно отрезает босс. Берет пачку со стола. Выуживает сигарету: — На телефон не отвечаешь, вот и дернули за ниточку, которую знали, — вжикает зажигалкой и прикуривает. — Или мать твою надо было спросить?
— Зачем других впутывать?
— А чтобы понял, что не шуткуем…
— Понял. Был занят и совершенно не скрывался, — каюсь, но без вины в голосе.
— Это хорошо, — выпускает серое облако главный. — Если бы пытался сбежать, мы бы и бабу порешили и мать твою… — Вот это не нравится еще больше, но молча слушаю дальше. — Я мало кому даю шанс столько говорить, поэтому тебе лучше оправдаться, мол, был неправ, сглупил, каюсь, Родиону принесу извинения прилюдно, заглажу недоразумение…
— Это вряд ли, — мотаю головой. — Он был неправ…
— Да ты что? — вновь откидывается на высокую спинку кресла и затягивается босс. — А ты, ясное дело, прав?
— Тоже погорячился, но ваш брат, в отличие от вас не умеет по-человечески говорить.
— А что он делает? — опять затягивается мужик.
— Ведет себя вызывающе, людей обзывает, злорадствует, посягает на то, на что не стоит посягать, а что самое главное — не умеет проигрывать.
Евгений Петрович в задумчивом молчании курит некоторое время. Напряжение витает жуткое, аж колючки по коже рассыпаются. Сердце неровным битом подсказывает, что этого мужика нужно опасаться, даже если он улыбчив и приветлив.
Босс неторопливо тушит окурок о пепельницу: