Непримиримые (сборник)

Георгий, не раздеваясь, усаживается рядом с постелью скошенного радикулитом отца. Мать, обеспечив работой голодные солдатские рты, приходит слушать сына. Светлана подпирает стену уже сформировавшимися женскими плечами и смотрит на брата. В школе отменены занятия, и она скучает по мальчику-кударцу. Но сейчас любовь отодвигается на второй план. Она вместе с родителями слушает, как ингуши расписали лицо Георгию и воткнули в бок спицу. Чихория-младший рассказывает, что сторожил подстанцию, но о ночном бое не говорит. Рассказ его короток и скуп на прилагательные и ругательства. Тем не менее мать плачет выцветшими глазами и сморкается. Отец насмерть душит подушку сильными руками и мотает головой. Светлана поднимает покатые плечи и слабеет в коленках.

– Боже, какие сволочи! – вздыхает мать. – Кто бы мог подумать! Десятилетия жили в мире и согласии. И вот, пожалуйста… В ночь с 30 на 31 октября (когда ты ушел от нас домой) почти все ингуши, живущие во Владикавказе, покинули свои дома и квартиры, – говорит Чихория-старший. – Видно, акция была тщательно спланирована… На здании университета сидели снайперы. Еле выкурили оттуда…

– Гарик, что тут вчера творилось! – вступает в разговор мать. – Ингуши стреляли, как на охоте. Женщины, дети, старые люди… Кто на мушку попался, в того и били. Рассказывают про одного ингуша: тридцать лет прожил в дружбе с соседями-осетинами, вместе водку пили, праздники отмечали, дома строить друг другу помогали, а утром 31-го числа пришел с винтовкой и всю семью осетин, с которой тридцать лет дружил, в заложники увел. Вот какая подлость. Тридцать лет злобу таил!..

Георгий слушает и медленно закипает. Кровь в нем начинает бурлить. На кухне солдаты чавкают и сгребают нехитрую снедь, позабыв о национальных распрях.

– Наши ребята с кафедры ко мне вчера вечером заходили, – включается Илларион Чихория. – Говорят, Москва среагировала мгновенно. В Моздоке высадилась дивизия внутренних войск, в Беслане – десантники… Как вмазали этим бандитам – летели вверх тормашками из города, как шведы под Полтавой… А местные власти растерялись. Если бы не кударцы – ополчение из Южной Осетии – и несколько здешних отрядов самообороны, ингуши бы город взяли. Это как пить дать. Не знаю, что бы тогда было…

– Гарик, ингуши беременным женщинам животы вспарывали и неродившихся детей выбрасывали. Огрубленные головы осетин на заборы вешали. Ужас, что творилось! – причитает мать.

– Правда, говорят, русских не трогали. Утром 31 октября в поселках люди проснулись, а у них на воротах мелом написано: «русские». Эти дворы не грабили, жильцов не убивали и в заложники не брали, – вносит новую ноту в разговор полковник Чихория. – То есть ингуши работали по четкому плану. Это не стихия. Тут другое…

Георгий вскакивает со стула и начинает ходить взад-вперед по комнате, держа двумя пальцами сдвинутый со своей оси нос.

– И что интересно: чуть ли не в один день все ингуши с ближнего, дальнего зарубежья, из Сибири, Дальнего Востока съехались. Руслан Аушев уже в Назрани сидит… – говорит Чихория-старший. – Десантники колонной в один поселок входят, а по ним из гранатометов как влупят! Две машины сожгли, майор-комбат, пара младших офицеров, десяток солдат погибли. Генералу Чиндарову (он десантниками командует) когда об этом доложили, он Аушеву позвонил и сказал: если хоть один выстрел с ингушской стороны еще будет, то его десантники сметут с лица земли весь населенный пункт, откуда будет вестись прицельный огонь. И сразу все сопротивление стихло.

– А кударцы какие молодцы!.. – встревает Светлана. Семья смотрит на нее. Семья понимает, откуда ветер дует. А ветер дует от влюбленности в одноклассника-кударца. Светлана краснеет под взглядами трех пар глаз и опускает голову.

– Кто молодец, – включается Илларион Чихория, – так это наши курсанты. Как они грамотно построили оборону к югу от города! Конечно, руководил полковник Зайченко. Даже ни одного раненого на нашей стороне! Зато боевиков накрошили, как салата на свадьбу… И такое училище разгонять собираются… Преступники!..

– А Дудаев как на все это реагирует? – подает, наконец, голос Георгий.

– А что Дудаев… Пока неизвестно, – вздыхает отец. – Наш генерал Соколов, говорят, тоже по этому поводу переживает. Обиду на Джохара держит.

– Может, эта резня специально кем-то спровоцирована, чтоб выманить Дудаева из Грозного, втянуть в военную разборку и затем ввести войска в Чечню? – спрашивает Георгий, остановившись посреди комнаты.

Отец с трудом поворачивает к нему заросшее серой щетиной лицо. Мать поднимает на сына выцветшие заплаканные глаза. Сестра передергивает плечами. Солдаты, напившись чаю с пирогами, хотят курить, но не хотят уходить из теплой кухни, насыщенной вкусными запахами.