В первые дни пребывания в Пекине поверхностному взору представляется, что все китайцы — женщины и мужчины, взрослые и дети — одеты в одинаковые синие хлопчатобумажные пары, брюки и куртки. Здесь мы увидели Пекин нарядный, праздничный.
Вот идут колонны рабочих. Они несут диорамы, макеты производимых машин, образцы фабричной продукции. Нарядные крестьяне демонстрируют дары земли. Море цветов колышется над головами сводной колонны школьников. Резко отличается одна от другой покроем платья, расцветками, украшениями каждая колонна представителей различных народностей, населяющих Китай. За ними следует большой отряд лам: в пурпурных одеяниях типа древнеримской тоги, с оголенными руками, бритыми головами, они чем-то напоминают жрецов древнего Египта из «Аиды».
Народное шествие длится долго. Мы фотографируемся с Мао Цзэдуном здесь же, на трибуне. Почитание Мао в народе — превеликое. Каждая колонна, дойдя до трибуны, приостанавливается. Слегка подпрыгивая на месте, демонстранты поднятыми вверх руками, восторженными возгласами приветствуют своего вождя и ждут ответного приветствия с его стороны. Мао медленно приподнимает до уровня плеча правую руку. Ничто не меняется в его скульптурном лице полководца, мыслителя. Взрыв восторга, и колонна возобновляет движение вперед. А над нескончаемым потоком людей плывут портреты Маркса, Энгельса, Ленина, Сталина, Сунь Ятсена, Мао Цзэдуна и других китайских лидеров. В небо взмывают гроздья воздушных шаров, стаи разноцветных голубей…
Но вот площадь совсем уж заиграла всеми цветами радуги: перед трибунами появились в колоннах сотни девушек и юношей в шелковых одеяниях. Очень грациозно и пластично они исполнили танец, имитирующий сбор чая, и танцы с шелковистыми лентами и веерами. Вслед за ними молодые физкультурники с большим мастерством продемонстрировали упражнения с обручами и шестами.
Всё это придавало шествию черты красочного карнавала. Недаром за обедом, когда мы остались в своей резиденции одни, Хрущев начал подтрунивать над Е. Фурцевой, секретарем МК партии:
— Вот, Екатерина Алексеевна, учитесь у китайцев, как нужно оформлять и проводить демонстрации. У нас это всё официально и сухо проводится. А тут тебе и пение, и танцы, и физкультурные упражнения…
И уже через месяц, на октябрьских торжествах, целый ряд элементов из китайского опыта проведения демонстраций перенесен был на Красную площадь.
Вечером на этой же площади у ворот Небесного спокойствия состоялось народное гуляние. Вместе с китайскими лидерами мы снова пришли на правительственную трибуну, пили бесконечный китайский чай и беседовали.
Казалось, на площадь вышел весь четырехмиллионный Пекин. Лучи прожекторов кинжалят небо, скрещиваются и разбегаются в стороны. Гроздья фейерверков осыпают землю мириадами разноцветных бриллиантов. Я сошел с трибуны вниз, на площадь.
Веселье разлилось полноводной рекой. Танцы. Пение. Фокусы. Акробатика. Хождение на ходулях. Игры. Сцены из театральных постановок. Канатоходцы. Здесь же передвижные и ручные харчевни, лоточники с водами и сладостями, фрукты. Несмотря на многолюдье, мне показалось, что на площади царит порядок, нет никаких эксцессов, почти не встречаются милиционеры. Вернувшись на трибуну, я поделился своими беглыми впечатлениями с Мао Цзэдуном, Чжоу Эньлаем и другими китайскими товарищами.
Мао:
— Милиция, конечно, есть. Но надобность в ней относительна. Люди отдыхают. Они радостны. Нет оснований для нарушений, нет и нарушений. Люди сами поддерживают общественный порядок. Нравственность масс есть самый могучий источник правопорядка.
Этот беглый обмен мнениями, однако, возбудил у нас тогда разговор, который затем возобновлялся неоднократно. Тема — вежливость. Из многочисленных наблюдений и бесед у нас сложились впечатления, что вежливость является чертой, внутренне присущей китайскому народу, если вообще можно говорить о каких-то национальных чертах и особенностях людей.
Я говорил о высокой дисциплине и порядке на массовом народном гулянии. А вот другие наблюдения. Две соседние фанзы, живут в них две семьи, живут давно — здесь состарились ещё их прадеды и деды. Они все знают друг о друге. Они десятилетиями привыкали друг к другу. Они бедные люди, не аристократия и не интеллигенция, плохо одеты и часто голодны. И тем не менее, встречаясь каждое утро, они долго раскланиваются друг с другом, приветствуют друг друга в самых выспренних выражениях. Так принято и в городе, и в деревне.
Для китайца (не только интеллигента) неучтивость, грубость, а тем более оскорбление кого-то словом или действием — безнравственны. Очевидно, что в формировании такого нравственного облика нации серьезную роль сыграло конфуцианство. Ведь краеугольным камнем этики Конфуция являются такие принципы, как «жэнь» (человеколюбие) и другие: почитание, любовь и уважение к старшим в семье и в обществе, строгое соблюдение правил поведения всеми людьми, и так далее. Соблюдение «жэнь» и есть показатель истинного благородства, независимо от того, знатен ли человек по происхождению или простолюдин.