Непримкнувший. Воспоминания

Долина реки Янцзы. Великая голубая река, третья в мире по протяженности, равная Амазонке. Где-то в заоблачных высях, в первозданных ледниках Тибетского нагорья берет она свое начало и мчит свои воды в море. Свыше 200 миллионов человек живут в ее бассейне, то есть больше населения США. А плотность населения на квадратный километр здесь превышает в 50 раз тот же показатель в США.

Мы видим много шалашей, времянок, самых примитивных соломенных укрытий на дамбах. Эти люди переселились сюда из зон затопления. Множество нашли приют на джонках.

И вот мы в Шанхае. Машины скользят по улицам, полным клокотания жизни, а подчиняющаяся каким-то своим тайным законам память извлекает на поверхность из глубоких кладовых мозга песенку, которую мы, мальчишки, распевали около полувека назад:

Пекин, Нанкин и Кантон
Сели вместе в фаэтон
И поехали в Шанхай
Покупать китайский чай.

Ашхабад. Вечереет. Город, истомленный адским зноем пустыни, начинает оживать. У ворот слышатся пронзительные звуки трещотки. Мы, босоногие, в изодранных трусиках мальчишки, с шоколадными, исцарапанными телами, мчим навстречу звукам. Видим: китаец и китаянка, одетые в неизменные синие хлопчатобумажные пары. В правой руке у женщины трещотка, а в левой – гирлянды с разноцветными веерами, бумажными фонариками, китайскими болванчиками и разнообразными игрушками. Мы с острым любопытством и страхом смотрим на ее маленькие ступни, как будто закованные в колодки. Кажется, что она с трудом передвигает ножки и вот-вот упадет.

Китаец расстилает на растрескавшейся земле тончайший соломенный коврик и стаскивает с плеч тщательно упакованный в холстину тюк. Затем он раскатывает его и раскладывает на коврике штуки с чесучой, бархатом, шелками. Наше детское воображение потрясает роскошь и яркая красочность каждой штуки материи. Тоненьким, скопческим голоском, выставляя большие желтые зубы, китаец восклицает:

– Тесутя, тесутя, холеса тесутя, купи тесутя…

Китаянка усиливает верчение трещотки, чтобы призвать к коврику покупателей. Постепенно обитатели дома стягиваются к арене действий. Подходит отец с его красивым лицом, вьющимися волосами и черными узловатыми руками, которые никогда по-настоящему не отмываются от густой смазки металла и мазута. Оставляет свое громадное корыто с бельем и подходит к коврику мать. Она долго и жалостливо смотрит на китаянку, затем выносит из комнаты большую кисть темно-фиолетового винограда, вручает ее женщине. Та принимается долго, в знак благодарности, ритмично, как заводная кукла, покачивать головой. Из дальней мазанки приходит атлетического телосложения охотник и змеелов Николай. Гурьбой подкатывает многочисленное семейство лавочника Арзуманяна. Из «приворотной» квартиры выходит акцизный чиновник Семенкин, мрачный человек с желтыми от табака усами, которого все мы, мальчишки, очень боялись. Но больше всего, конечно, набиралось нас – бритых наголо или вихрастых, веснушчатых, голопузых сорванцов.

Китаец похлопывает по штукам мануфактуры ладонью, прищелкивает языком, усиленно предлагая свой товар. Но я что-то не помню, чтобы кто-нибудь в нашем дворе купил хоть аршин бархата, шелка или даже бумажную игрушку.

Изверившись в надеждах на коммерцию, китаец улыбчиво восклицает:

– Фокуса, фокуса, фокуса.

Он отодвигает в сторонку несколько штук мануфактуры, ставит на коврик две фарфоровые чашечки, вынимает из-за пазухи костяную палочку и шарик и начинает свои волшебства, которые всегда приводили нас, мальчишек, в состояние неистового восторга. Шарик таинственно перемещается из одной чашечки в другую, исчезает вовсе, а затем, под общие крики изумления, оказывается в ухе у моего дружка, рыжего Юрки.

Насладившись победой, китаец снова лезет куда-то за пазуху и извлекает оттуда маленькое лукошко, должно быть из выдолбленной тыквы. Крышечка отодвигается, и из лукошка показывается голова змеи. Да, настоящей, живой змеи. Китаец берет змею двумя пальцами за шею и вводит ее головку себе в ноздрю. Все ахают от изумления и страха. Змейка делает всем телом несколько конвульсивных движений и показывается на целую ладонь вперед изо рта китайца. Так, протянув вперед свою замусоленную шляпу, китаец со змеей в носу и рту обходит всех по кругу. Ахая от изумления и подавая всякие реплики, взрослые кладут в шляпу всякие медяки. Женщины выносят торговцам-фокусникам кое-что из еды. Затем они исчезают.

А мы, мальчишки, еще много дней потом судили-рядили о виденном и пытались с блюдцами и шпагатом, вместо змеи, повторить фокусы-покусы китайца.