Непримкнувший. Воспоминания

– Имей в виду, Павел Федорович, что картины – это при любых условиях капитал. Деньги могут обесцениться. И вообще мало ли что может случиться. А картины не обесценятся…

Именно поэтому, а не из любви к живописи – в ней они не смыслили – вся эта камарилья занялась коллекционированием картин и других ценностей.

За время войны они всячески расширили и укрепили свою монополию на всех участках идеологического фронта. Нас, возвращавшихся с фронтов Отечественной, они встречали с плохо скрываемой неприязнью. И не потому, что мы служили укором их совести. Нет, они не страдали избытком таковой. Просто мы были плохим фоном для них.

На протяжении послевоенных лет я получал много писем и устных жалоб от бывших политотдельцев и фронтовиков, что они не могут получить работу, соответственную их квалификации, или даже вернуться на ту работу в сфере науки, литературы, искусства и другие, с которой они добровольно уходили на фронт.

Впрочем, такие явления монополизации руководства и пренебрежения или даже неприязни к фронтовикам и инвалидам войны имели место и на других участках государственного и партийного аппаратов.

Однако природа нашего народного государства и коренные устои нашей Коммунистической партии таковы, что политические рвачи и выжиги, карьеристы и стяжатели всякого рода рано или поздно показывают свое истинное лицо, их махинации и клеветнические дела опознаются. И это естественно: люди, не прошедшие классовой, политической, фронтовой закалки, не выдерживают серьезной жизненной проверки и саморазоблачаются.

Так произошло и здесь.

Проведенная в июне 1947 г. философская дискуссия показала, что книга Г.Ф. Александрова «История западноевропейской философии» была написана в духе «профессорского объективизма», представляет собой эклектическую окрошку, носит отчетливые следы различных буржуазных и мелкобуржуазных влияний. Ее идейные основы далеки от требований большевистской партийности.

В таком же духе писались статьи и брошюры и многих «александровских мальчиков».

А вскоре одно событие стало и морально-политическим разоблачением верхушки «александровской школы».

Расследованием по письму в ЦК одной из оскорбленных матерей было установлено, что некий окололитературный и околотеатральный деятель организовал у себя на роскошной квартире «великосветский» дом терпимости. Он подбирал для него молодых привлекательных киноактрис, балерин, студенток и даже школьниц-старшеклассниц. Здесь и находили себе усладу Г. Александров, его заместители А. Еголин, В. Кружков и некоторые другие. В. Кружков использовал великосветский вертеп и для скупки картин.

ЦК в «Закрытом письме» дал должную квалификацию всем этим фактам и принял некоторые организационные меры в отношении виновных. Впрочем, все они остались в рядах партии и в составе Академии наук СССР.

За 40 с лишним лет политической жизни, протекшей у меня на глазах, многие руководящие государственные и политические деятели страны обвинялись в различных уклонах, оппозиционности и даже государственных преступлениях. Лишь будущие историки поведают миру, какая доля из этих обвинений была правдой. Но такого морального падения, как с Г. Александровым и его «мальчиками», вся предшествующая история партии не знала. Тем более что в данном случае речь шла о людях, которые так или иначе значились «духовными наставниками» в партии.

Примерно в это же самое время П. Федосеев при активном содействии Л. Ильичева писал клеветнические, грязные доносы на члена Политбюро ЦК, академика Н. Вознесенского и на целую группу советских ученых-экономистов. Это не было их заблуждением. Они знали, что доносят заведомую клевету. Знали, что в те времена, при патологической подозрительности Сталина, это может стоить жизни ни в чем не повинным ученым, на которых они доносили. Но от них этого требовали, так как это нужно было для осуществления замыслов Берии. Им посулили за это соответствующую оплату. И они со всем рвением играли порученные им роли.

В последующие годы Г. Александров все глубже погружался в трясину алкоголизма и в результате умер от цирроза печени. Что касается многих других «александровских мальчиков», то они проявили обычную для таких людей живучесть. Сбросив с себя несколько мимикрических одеяний, они, когда это оказалось выгодным, стали ярыми поборниками Хрущева. Эта бесчестная камарилья образовала при Хрущеве своего рода «мозговой трест» и стала управлять всей идеологической работой. Она произвела огромные опустошения в духовной жизни советского общества.

Но это уже было позже. В 1947 же г., после «дела Александрова», стоял вопрос об «освежении» рядов работников идеологического фронта в Центральном Комитете партии и в его теоретических органах. И Андрей Александрович Жданов прилагал много усилий, чтобы решить эту проблему.

Должно быть, в этой связи неисповедимыми путями Господними взоры руководства партии остановились в числе других и на мне.

Вот как это произошло.