― Наверное, это просто съезд пластических хирургов, ― сказал Сэм, безразлично пожав плечами. ― Мы лучше займемся своим делом.
Мы нашли наши музыкальные стойки и стулья возле бара. Я заняла свое место, заставляя себя уделять внимание виолончели, а не глазеть на гостей вечера. Я заняла нужную позу, наклонив виолончель так, чтобы обеспечить наилучший угол для смычка. Затем я проверила свои нотные листы.
Сэм начал первую пьесу, и я расслабилась, погрузившись в ноты. Слабая дрожь предвкушения, которую я всегда испытывала в начале выступления, стала исчезать, сменяясь музыкой. Когда я играла, весь остальной мир исчезал. Мои студенческие кредиты не имели значения. Мамины больничные счета не существовали. Я не была втянута в соперничество с коллегами-музыкантами. Все было правильно. Все было гармонично.
Одна мелодия сменялась другой. Я потеряла счет времени, полностью погрузившись в музыку. Глаза закрылись, когда я играла последние ноты в анданте с движением из «Смерти и девы» Шуберта. Я смутно слышала, как Сэм объявил, что мы сделаем двадцатиминутный перерыв. Я задержалась на последнем печальном крещендо. После окончания этой композиции во мне всегда оставалось чувство тоски.
Когда я окончательно вышла из музыкального транса, остальные уже ушли. Постепенно ко мне вернулся слух и я услышала, что вокруг меня раздается рокот голосов. Я глубоко вздохнула и опустила смычок. По телу распространилось странное ощущение, забегало по затылку, как паучьи лапки, и я подняла глаза на самое красивое лицо, которое когда-либо видела. Я задохнулась, но меня поразила не красота этого человека. Это был убийственный взгляд его пронзительных голубых глаз.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Джулиан
Прошло тридцать лет, а я ничего не пропустил. Мне следовало ожидать, что моя мать не выдержит и впадет в крайность. Но она, похоже, стремилась превзойти даже мои ожидания. Она была настолько занята планированием, что отказалась видеться со мной после моего приезда в Калифорнию. Она утверждала, что это ее долг как главы одной из семей-покровительниц района залива — устроить праздник в честь начала сезона. Но я-то знал, для чего на самом деле нужна эта вечеринка: для того, чтобы завалить меня возможными кандидатками со всех сторон.
Себастьян не показывал своего самодовольного лица с тех пор, как мы расстались на острове. Я понятия не имел, куда он отправился, но знал, что рано или поздно он появится здесь. Элита изредка пропускала светские сезоны, но никто не пропускал Обряды. Даже я. Я узнал большинство вампиров в зале, что никак нельзя было назвать выигрышной ситуацией. Мы могли встречаться раз в пятьдесят лет, но в остальное время придерживались общества своих семей. Я покрутил в руках бокал с бурбоном и приготовился к тому, что сейчас начнется неустанное сватовство. В обычный сезон всегда случалось несколько романов. Некоторые даже заканчивались без кровопролития. Но проведение Обрядов означало нечто гораздо худшее, чем романтика, спаривание или насилие. Этой участи я твердо решил избежать, невзирая ни на традиции, ни на вмешательство матери.
Но долг звал, и я оказался в театре Хербст, самом уютном здании Центра исполнительских искусств в Сан-Франциско. Бальный зал был не самым большим помещением в комплексе, но достаточно роскошным, чтобы удовлетворить вкусы вампиров. Позолота украшала арочные окна и потолки, дополняя старинные хрустальные люстры. Тем не менее, когда в зале собралось полстраны чистокровных вампиров, здесь стало тесновато. Поэтому я занял место в баре. Он находился в стороне, в глубине зала. Остальные присутствовали здесь, чтобы общаться и хвастаться, флиртовать и прогуливаться по залу. Каждый искал, с кем бы потешить свое самолюбие. Меня же гораздо больше интересовало, чтобы меня оставили в покое. За высокими окнами городские огни подчеркивали наступившую темноту. Ночь звала меня, манила присоединиться к ней, но я застрял на коктейльной вечеринке.
― Твое время вышло, мой друг! ― Пара синих бархатных перчаток опустилась на деревянную столешницу бара рядом со мной с резким звуком, возвестившим о приходе их владельца. Слова произнес невысокий смуглый мужчина с крючковатым носом и жестокими черными глазами. Он был неживым доказательством того, что не все вампиры были красивыми, высокими существами, как большинство остальных в этом зале.
Иногда я задавался вопросом, кто и зачем обратил его.
― Буше, ― сказал я в знак приветствия, не потрудившись поднять голос выше шепота. ― Выпей со мной.
― Возможно, один. ― Голос Буше понизился до уровня моего, и он поднял палец. В этом жесте чувствовалась важность человека, который никогда бы не опустился до того, чтобы показаться спешащим. Иначе говоря, это было очень по-французски, а Буше был в полной мере парижанином, вплоть до начищенных парадных туфель и шерстяного шарфа, элегантно завязанного на горле.
― Ты проделал весь путь из Парижа ради этого? ― Спросил я. Вампир, которого я знал, ненавидел покидать свой любимый город.