Непристойные предложения

– Есть, сэр, – ответил Крэндол, а Хенк энергично кивнул. – Мы будем любезны и разговорчивы.

«Черт! – мысленно выругался Крэндол. – Если бы только это убийство не было мне так нужно для другого! Помни про Стефансона, приятель, только про Стефансона! Не Андерсон, не О’Брайен и никто другой. Только Фредерик Стоддард Стефансон!»

Пока телеоператоры по ту сторону решетки устанавливали камеры, Крэндол и Хенк отвечали на обычные предварительные вопросы репортеров.

– Ну, как вы себя чувствуете, вернувшись на Землю?

– Прекрасно. Просто прекрасно.

– Что вы намерены сделать сразу же, как получите ваши свидетельства?

– Поесть как следует. (Крэндол.)

– Напиться до чертиков. (Хенк.)

– Смотрите, как бы вам опять не угодить за решетку, уже в качестве послепреступников! (Один из хроникеров.)

Общий добродушный смех, в который вносят свою лепту старший надзиратель Андерсон и Крэндол с Хенком.

– Как с вами обращались, пока вы находились в заключении?

– Очень хорошо. (Крэндол и Хенк в один голос, задумчиво косясь на дубинку Андерсона.)

– А вы не хотите сообщить нам, кого вы намерены убить? Или хотя бы один из вас?

(Молчание.)

– Кто-нибудь из вас передумал и решил не совершать убийства?

(Крэндол задумчиво смотрит в потолок. Хенк задумчиво смотрит на пол. Снова общий смех, в котором на этот раз слышится некоторая натянутость. Крэндол и Хенк не смеются.)

– Ну, мы готовы. Повернитесь сюда, пожалуйста, – вмешался диктор телевидения. – И улыбайтесь – нам нужна настоящая сияющая улыбка.

Крэндол и Хенк покорно расплылись до ушей, и диктор получил даже три требуемых улыбки – Андерсон не преминул присоединиться к сияющей паре.

Две камеры выпорхнули из рук операторов: одна повисла над заключенными, другая быстро задвигалась перед их лицами – итераторы управляли ими с помощью маленьких пультов, умещавшихся на ладони. Над объективом одной из камер вспыхнула красная лампочка.

– Итак, уважаемые телезрители и телезрительницы, – бархатно зарокотал диктор, – мы с вами находимся на борту тюремного космолета «Жан Вальжан», который только что приземлился на нью-йоркском космодроме. Мы явились сюда, чтобы познакомиться с двумя людьми – с двумя из той редкой категории людей, которые, добровольно отбывая срок за убийство, сумели отбыть его полностью и по закону получили право совершить по одному убийству каждый. Через несколько минут они будут освобождены, полностью отбыв семь лет заключения на каторжных планетах, – будут освобождены с правом убить любого мужчину или женщину в пределах Солнечной системы. Всмотритесь в их лица, дорогие телезрители и телезрительницы, – ведь, быть может, они изберут именно вас!

После этого оптимистического замечания диктор сделал небольшую паузу, и объективы впились в лица двух мужчин в серых тюремных комбинезонах. Затем диктор вошел в поле зрения камер и обратился к тому из заключенных, который был ниже ростом.

– Ваше имя, сэр?

– Допреступник Отто Хенк, номер пятьсот двадцать пять пятьсот четырнадцать, – привычно отбарабанил Отто-Блотто, хотя слово «сэр» его немного сбило.

– Как вы себя чувствуете, вернувшись на Землю?

– Прекрасно. Просто прекрасно.

– Что вы намерены сделать сразу, как получите свидетельство?

Хенк помолчал в нерешительности, потом робко покосился на Крэндола и ответил:

– Поесть как следует.

– Как с вами обращались, пока вы находились в заключении?

– Очень хорошо. Так хорошо, как можно было ожидать.

– Как мог бы ожидать преступник, э? Но ведь вы пока еще не преступник, верно? Вы же допреступник.

Хенк улыбнулся так, словно впервые услышал это определение.

– Верно, сэр, я допреступник.

– Не хотите ли вы сообщить телезрителям, кто то лицо, из-за которого вы готовы стать преступником?

Хенк укоризненно взглянул на диктора, который испустил сочный смешок – на этот раз в полном одиночестве.

– Или, быть может, вы оставили свое намерение относительно его или ее?

Наступила пауза, и диктор сказал несколько нервно:

– Вы отбыли семь лет на полных опасностей неосвоенных планетах, готовя их для заселения человеком. Это максимальный срок, предусмотренный законом, не так ли?

– Да, сэр. С зачетом, положенным допреступникам, отбывающим срок авансом, за убийство больше семи лет не дают.

– Бьюсь об заклад, вы рады, что в наши дни смертная казнь отменена, а? Впрочем, в этом случае отбытие наказания авансом утратило бы смысл, не так ли? А теперь, мистер Хенк – или я все еще должен называть вас «допреступник Хенк»? – может быть, вы расскажете нашим телезрителям, какое происшествие из случившихся с вами за время отбытия срока вы считаете самым жутким?

– Ну-у… – Хенк задумался. – Хуже всего, пожалуй, было на Антаресе VIII, в моем втором лагере, когда большие осы начали откладывать яйца… Видите ли, на Антаресе VIII водится оса, которая в сто раз больше…

– Там вы и потеряли эти два пальца?