Непристойные предложения

Кто-то мягко коснулся его колена, и разум прекратил эти бессмысленные поиски духовной пищи. Моддо. Слуга образования сидел у его ног в глубине машины, подобострастно показывая жестами на прозрачный, защищенный от ракет купол, окружавший его лидера сверху и доходивший до пояса.

– Люди, – сказал он своим особенным, чуть заикающимся голосом. – Вон там. Снаружи.

Да. Они выезжали через ворота Лачуги государственной службы в город. По обеим сторонам, запрудив все улицы насколько хватало глаз колыхались громогласные толпы народа, словно черная, плотная, бурлящая масса муравьев, взобравшаяся на серого дождевого червя. Гаромма, Слуга Всех, не должен был выглядеть погруженным в свои мысли, ведь его сейчас будут созерцать те, кому он так могущественно служил.

Он скрестил руки на груди и начал кланяться направо и налево в своем маленьком куполе, который высился как башня над черным как смоль бронетранспортером. Смиренный поклон вправо, потом смиренный поклон влево. Вправо, влево – и максимум самоуничижения. Помни, ты Слуга Всех.

Когда радостные крики усилились, он заметил, как внизу утвердительно кивает Моддо. Старый добрый Моддо. Сегодня был день и его триумфа. Утверждение полного контроля было самым тщательно подготовленным и самым великим достижением Слуги образования. Однако Моддо сидел, незаметный народным массам в непроглядной тени за водителем бок о бок с личной гвардией Гароммы, сидел и вкушал свой триумф посредством ощущений своего лидера, как делал это уже более двадцати пяти лет.

К счастью для Моддо, таких вкусовых ощущений было ему вполне достаточно. И к несчастью, были другие, во всяком случае один другой, требовавший для себя гораздо большего…

Гаромма кланялся направо и налево, наблюдая за толпами народа через двигавшуюся рядом с его транспортером паутину полицейского кортежа – все на мотоциклах, в черных униформах. Он смотрел на граждан Столицы, его граждан, принадлежавших ему, как и все остальное на Земле. Сгрудившись вдоль дороги, они простирали свои руки, как будто пытались обнять проезжавшую рядом машину.

– Служи нам, Гаромма! – хором скандировали они. – Служи нам! Служи!

Он наблюдал за их искаженными лицами, видел пену, выступавшую у многих изо рта, полузакрытые глаза и экстаз на возбужденных донельзя лицах. Видел раскачивающихся мужчин, извивающихся женщин, видел, как нередко в приступе счастья, незаметно для окружающих то тут то там падали люди. И постоянно кланялся. Сложив руки крест-накрест на своей груди, он кланялся. Налево и направо. Смиреннейше.

На прошлой неделе, когда Моддо, Слуга образования, спросил о его взглядах на проблемы церемониала и протокола сегодняшнего парада и полным пафоса голосом сообщил об ожидаемой высокой экзальтации толпы, удостоенной лицезрения своего вождя, Гаромма выказал наконец то любопытство, которое одолевало его последнее время.

– Что происходит в их умах, когда они меня видят, Моддо? Я знаю, они почитают меня, радуются и все такое. Но как вы, ребята, называете это чувство в своих лабораториях и учреждениях типа Центра образования?

Высокий мужчина провел рукой по лбу тем жестом, который был хорошо знаком Гаромме уже многие годы.

– Они ощущают так называемый «спуск по стимулу», – медленно сказал он, немигающим взглядом уставившись поверх плеча Гароммы, как будто пытался найти ответ на висевшей за его спиной карте мира с обозначенными электронными индикаторами местами повышенной важности. – Все напряжение, скапливающееся у людей за день, все эти мелочные запреты, и постоянное принуждение, все раздражение от «не делай того, не делай этого, а делай лучше вот это», – весь пар должен взрывообразно выпускаться наружу при виде вашего изображения или при звуке вашего голоса. Так все организовала Служба образования.

– Спуск по стимулу. Хм! Никогда не думал об этом с такой точки зрения.

Моддо вскинул руку вверх в порыве незыблемой искренности:

– В конце концов, именно вы проводите свою жизнь в смиреннейшем подчинении, подобном которому они и представить себе не могут. Человек, удерживающий своими спокойными неутомимыми пальцами все самые деликатные и невидимые нити, управляющие нашим миром, самый передовой, самый усердный работник, символический козел отпущения народных масс!

Гаромма ухмыльнулся, слушая красноречивое разглагольствование Моддо. Однако теперь, когда он наблюдал за своим орущим народом из-под чуть опущенных покорно ресниц, он решил, что Слуга образования был полностью прав.

Ведь разве на Великой печати мира не было написано: Все люди должны служить кому-то, но только Гаромма – Слуга Всех?