Неприступный бастион

– Вчера, в 18 часов 23 минуты, к Луховицкому мосту через Великую, охраняемому взводом пограничников, подошла «эмка» генерала Гловацкого, с водителем и адъютантом. В это время подъехала полуторка с диверсантами для захвата моста, с броневиком прикрытия – все в советской форме. В ходе схватки диверсанты перебиты, за исключением двух, в том числе командира группы, которые были взяты генерал-майором, виноват, генерал-лейтенантом Гловацким лично, как и сам броневик. В ходе схватки им было получено два ножевых ранения, в грудь и лицо – сильно порезана другая щека, на нее наложены швы. Генерал потерял много крови, долго был без сознания, но вновь в привычной для него грубой форме отказался от госпитализации.

– Где была охрана генерала?

В кабинете воцарилась тишина – в последовавшем за рассказом Берии вопросе Верховного ощущался гнев. Глава НКВД не смутился.

– Виноват, товарищ Сталин. Охрана с броневиком попала под бомбы. Одна машина с генералом прорвалась по дороге невредимой.

– Я думаю, товарищ Мехлис, нам следует опровергнуть очередную брехню Геббельса и показать миру эти фотографии. А товарищ Ворошилов сегодня едет в Ленинград и скажет товарищу Гловацкому о недопустимости такой храбрости. Мы считаем, что новому командующему 11-й армией не стоит настолько подвергать себя опасности, его дело закрыть дорогу врагу на Ленинград! А лечение мы обеспечим… в порядке партийной дисциплины!

Глава 7 «Стоять насмерть»

11–12 июля 1941 года

Командир 56-го моторизованного корпуса генерал инфантерии Манштейн Псков

– Кто вы такой, прекрасно знаю! Я генерал-майор Гловацкий, командир 41-го стрелкового корпуса – мне подчинены и другие корпуса, что действуют на псковско-островском направлении. Я рад вас видеть, господин генерал. Нет, нет, действительно рад, хотя, как у нас говорят, незваный гость хуже татарина. Сочувствовать не буду, это явная ложь, но скажу откровенно: ваш плен – это явная удача, ведь прошлый раз сия капризная дама была на вашей стороне, и те два броневика ушли из штабной колонны, не сделав выстрела. А ведь могли обстрелять, но больно неуверены тогда были наши бойцы. А вот сейчас все вернулось на круги своя, как ни крути, хм… каламбур, однако.

– Я не понимаю вас, господин генерал, о чем вы говорите?! Какой вы сказали прошлый раз? Ваш немецкий язык понятен, он даже хорош, но есть идиомы, что я не знал, – Манштейн нахмурился.

– Это так, о своем, девичьем. – Гловацкий усмехнулся, последнее слово он произнес на русском языке. Однако Эрих фон Манштейн уловил смысл, он воевал в России с 1914 года, общался с русскими офицерами и солдатами и разбирал речь, хотя и плохо. Так вот, когда мужчина говорит о себе как о девушке, то, значит, он что-то скрывает.

– Знаете, что я вам скажу: напав на Россию, Германия сделала свою главную ошибку. Да, сейчас мы терпим крупные поражения – вы получили уникальную возможность воспользоваться ошибками нашего Верховного командования и бить нас по частям, дивизию за дивизией, что выдвигаются к фронту. Так бесконечно продолжаться не может, Сталин умеет учиться, он мыслит цифрами. Научится руководить, на ваше горе! А вот Гитлер нет, пока ему чертовски везет, но фортуна весьма переменчива. Он художник, мыслит образами – а для военного, как вы понимаете, такое поведение фатально. И как только мы вас начнем бить, и бить крепко – вспомните историю! Мы в Берлине бывали и будем еще, а вот вам Москвы не увидеть. Наполеон разок там побывал, вышибли пинком! Вспомните, где через год были русские?! Да и закончил Бонапарт свои дни на острове в Атлантике.

Манштейн слушал внимательно – русский генерал фактически излагал его же собственные мысли! В груди похолодело от нехорошего предчувствия ожидаемых скорых неприятностей, иначе не стал бы говорить этот генерал столь откровенно и эмоционально.

– Гитлеру это не дадут, в ссылку его отправлять?! Травиться ядом будет в бункере, как крыса, когда наши пушки по Рейхстагу бить начнут. Если до того германские генералы сами не поймут, куда ефрейтор Германию привел, и какой-нибудь кривой на один глаз полковник Штрауфенберг ему портфель с «адской машиной» под ноги не поставит. Будет это, будет, не волнуйтесь, я не фантазирую! Вы за книжку мемуаров засядете, свои утерянные победы описывать. – Манштейн вздрогнул от последних слов – русский ухмылялся своим изуродованным швами лицом.

«Он говорит о событиях как о свершившихся?! Он сумасшедший? Да нет, не похож! Но тогда почему так уверен?! И название моей будущей книги приплел? Нет, это случайность!»