Неприступный бастион

– К моему глубокому сожалению, Алексей Михайлович, в рапорте вы упустили один очень неприятный момент. – Командующий флотилией хотя и говорил спокойным и доброжелательным тоном, но от замаскированного в старых, дореволюционных традициях «фитиля» лицо начальника штаба тут же покрылось румянцем.

– Виноват, товарищ капитан первого ранга! Подбит наш МБР‑2, на нем убиты штурман младший лейтенант Егоров и радист сержант Осокин, пилот лейтенант Николаев тяжело ранен.

– Мы в одночасье потеряли сразу третью часть нашей авиации, Алексей Михайлович, вот это возместить нечем! Хотя, скажу честно, не думал, что они починят самолет и взлетят с того заклятого озера. – Аврамов нахмурился, вчера к Вильянди на разведку были отправлены три МБР‑2, сразу все звено, недавно переданное флотилии для ведения разведки. Два гидросамолета вечером вернулись, а у третьего обрезал мотор, приводнился на ближайшем озере, пригодном для взлета. Такие в Латвии и Эстонии отнюдь не редкость, тут их много, как и болот хватает. Все же летчикам не повезло: починиться сами смогли, взлететь сумели, а вот до Талабских островов, где находилась временная база гидроавиации флотилии, не дотянули совсем немного. И откуда взялись эти проклятые «Мессершмитты»?!

– Катера сейчас самолет на «полотенце» возьмут, Николай Юрьевич, не дадут утонуть, доведут. Может, и починить удастся…

Начальник штаба не договорил, немного изменился в лице, пристально глядя на бронекатер. Тот быстро пошел к «Иссе», на баке перед орудийной башней лежали тела погибших летчиков, а над раненым пилотом склонились моряки, причем старший лейтенант Богданов, исправный служака, забыв про субординацию, махал зажатой в руке фуражкой.

– Я думаю, Алексей Михайлович, летчик находится в сознании, но в крайне тяжелом состоянии. И сведения очень важные. – Аврамов повернулся, в два шага оказался у трапа и скатился по нему вниз, словно вспомнив свою практику в гардемаринские времена. А там легко перебросил свое немолодое, искореженное ранами и болезнями тело через натянутые леера и прыгнул на палубу БКА, где его подхватили руки краснофлотцев. Чуть застонав от боли в ногах, не в его же возрасте выполнять такие трюки, легкие для юности, Аврамов склонился над пилотом.

Одного взгляда хватило – совсем молодой парень, но даже веснушки покрыты той жуткой бледностью, что говорит о приближении смерти. Видел не раз он такие лица, особенно в далеком пятнадцатом году, когда довелось командовать стрелковой ротой из матросов-штрафников на германском фронте. Тогда погибли многие…

– Товарищ командующий… Фашисты идут на Тарту, колонны пехоты, артиллерия… Танки есть, сотни машин идут… На карте нанес… Все… Мы немца…

Летчик говорил со всхлипами и настолько тихо, что Николай Юрьевич чуть ли не прижался к его окровавленным губам. Со стороны казалось, что командующий слушает связную речь, но на самом деле он ничего, кроме хрипения уходящей жизни из пробитого пулями молодого тела, не слышал. Больше минуты Аврамов простоял на коленях перед умирающим летчиком, не в силах выпрямиться.

Мысль, внезапно пришедшая ему в голову, настолько поразительная и настолько опасная, заставила забыть обо всем, даже не заметил, как летчик предсмертно дернулся в агонии. Но этот всхлип уходящей души вернул его к действительности. Он взглянул в глаза парня, годящегося ему в сыновья, уже с застывшим взглядом, и, прикоснувшись пальцами, осторожно закрыл веки. Затем чуть прикоснулся губами к еще теплому лбу и рывком встал.

– Так, значит, решили идти на Ленинград кружной дорогой, через Тарту и Нарву. Или это… Нет, не выйдет! Кровью у нас умоетесь, вспомните, что под Нарвой и Псковом мы вас в восемнадцатом году остановили, и здесь тоже остановим.

Аврамов говорил в задумчивости, про себя, но краем глаза заметил, как напряженно слушают стоящие рядом командиры и матросы.

– Алексей Михайлович, напишите представление незамедлительно, и в штаб КБФ передать без промедления – экипаж к орденам Боевого Красного Знамени! Посмертно… Чрезвычайно важные сведения! Помогите!

Последнее слово было обращено к матросам, без их помощи он бы не смог перебраться на высокий борт «Иссы». Те, не мешкая, подхватили его и чуть ли не на вытянутых руках передали на флагман, где командующего бережно, будто драгоценное стекло, приняли другие краснофлотцы. Аврамов вытянулся по стойке «смирно», отдавая дань погибшим летчикам, рядом с ним с обнаженными головами застыли моряки. Затем Николай Юрьевич взял протянутую ему капитаном фуражку и надел ее.

– Планшет с картою и документы летчиков ко мне в каюту, – коротко приказал он Осипову. – Идем в Псков полным ходом! Отставить! Где ходит «Шустрый»?!