Неприступный бастион

В усиление к ним отвести еще не введенные в бой свежие 22-й и 24-й стрелковые корпуса, каждый в две дивизии. Вот только эти территориальные формирования, набранные из эстонцев и латышей, крайне ненадежны, в них растет дезертирство, антисоветское восстание в частях может вспыхнуть в любой час. А так, может, удастся прополоть в них изменников и пополнить уроженцами русских областей, сделав их боеспособными.

Ставка согласилась на отвод, более того, сюда же должны подойти и резервы из МВО – 22-я армия генерала Ершакова в первый, 41-й стрелковый корпус генерала Кособуцкого во второй УРы – девять свежих стрелковых дивизий. К Пскову также отправились две дивизии 1-го механизированного корпуса, срочно переданного из состава войск Северного фронта.

Только все запланированные в далекой Москве сроки безжалостно срывались – уже сегодня части должны прибыть в Псков и занять оборону, вот только 41-й корпус где-то продвигался по железной дороге эшелонами. А мехкорпус, как доложили, оставив по шоссе десятки сломавшихся танков, сейчас перевозили по железной дороге от Ленинграда обратно в УР, к местам своей прежней дислокации в треугольнике Порхов – Псков – Остров.

Вчера обухом по голове ударила шифрованная телеграмма из Москвы – Ставка запрещала отход от Двины и потребовала удерживать ее северный берег 3–4 дня для выигрыша времени, что требуется для создания обороны по реке Великой. А ведь войска находятся на марше, они сюда и отступают. Но приказы не обсуждают, и с болью в сердце он распорядился вчерашним вечером возвращаться частям на прежние позиции, а утром с захваченных плацдармов ударили немцы.

Какая каша там сейчас творится, Кленов боялся представить: нет ничего страшнее, чем застигнутые врасплох уставшие стрелковые дивизии, прямо на марше встреченные атакой вражеских танков. Генерал понимал, что совершил и другую ошибку – приказал разыскать и отправить эшелонами на Резекне через Остров, опять же по категорическому требованию Ставки, 163-ю моторизованную дивизию из 1-го мехкорпуса. Ее нашли, первые эшелоны ушли в ночь из Острова, а теперь он с нарастающим в душе ужасом понял: наши танки и мотопехота даже не успеют разгрузиться из вагонов, немцы их просто атакуют на линии железной дороги, и все закончится еще одним чудовищным разгромом.

А ведь он сам приказал усилить дивизию десятью новыми тяжелыми танками КВ, только что прибывшими с Кировского завода. Эти 50-тонные махины с платформ просто не успеют снять, и они совершенно бесполезно погибнут. А ведь и это ему поставят в перечень будущих обвинений, скажут, что не разобрался в обстановке!

– На чужой территории, малой кровью, могучим ударом…

Генерал Кленов скривил губы, припомнив довоенную доктрину. Ладно бы один Северо-Западный фронт потерпел бы жуткое поражение, нет, везде советские войска пятились или даже бежали. Повсеместно отступали перед врагом, потерпев не какие-то мифические временные неудачи, как сообщает Совинформбюро, а пережив настоящий разгром. Отошли не только к старой границе, но в центре, на Западном фронте, и на Украине перешли ее. Значит, не в одной армии дело, а в бездарном руководстве.

– Рыба гниет с головы, а дерут ее с хвоста, – еле слышно прошептал про себя Петр Семенович, горько усмехнулся, сломленный накатившим чувством тоскливой обреченности. И вздрогнул, когда в дверь постучали и в кабинет вошел дежурный связист по штабу фронта.

– Разрешите, товарищ генерал-лейтенант! Только что получена срочная радиограмма из Ставки!

Майор протянул Кленову листок бумаги, четко повернулся и вышел. Начальник штаба смертельно побледнел, прочитав несколько рядов строчек. Они с Кузнецовым снимались со своих постов, но обязаны были командовать войсками фронта до 4 июля. Вместо потерявшегося комфронта назначался командующий 8-й армией генерал-майор Собенников, что жестко выступил с критикой в его адрес на том военном совете, а новый начштаба прибывал из Москвы – начальник оперативного управления Генштаба генерал-лейтенант Ватутин. Прочитав эту фамилию, Петр Семенович, прекрасно зная порядок назначений, окаменел от предчувствия неминуемой беды: если из Москвы срывают заместителя генерала армии Жукова, то Сталин считает виновником не командующего фронтом, а его самого, начальника штаба!

Командир 118-й стрелковой дивизии генерал-майор Гловацкий Близ Пскова

Николай Михайлович удобнее уселся на мягком диване – для штаба дивизии выделили плацкартные вагоны, а вот ему и заместителям прицепили личный вагон какого-то железнодорожного начальства, чуть ли не из самой Москвы. Все остальные бойцы и командиры вверенной ему дивизии ехали в длинной веренице теплушек с характерными надписями на стенках, хорошо известными по кинофильмам – «40 человек, 8 лошадей», причем кое-где проглядывались уже давно отмененные старорежимные «яти», пусть наспех и замазанные зеленой краской.