Неприступный герцог

Уоллингфорд с удовольствием ел угощение, продолжая крепко обнимать жену за талию, и одновременно отвечал на многочисленные вопросы, которыми его засыпал Филипп, взобравшийся к нему на колено. Да, он пил кобылье молоко. Нет, ему не стало от этого плохо. Да, он помогал собирать урожай на Украине, и да, большую часть пути он проскакал верхом на Люцифере. Нет, он не взбирался на Гималаи, но зато видел тигра.

— Настоящего тигра? — благоговейно спросил Филипп.

— Да, настоящего, — ответил Уоллингфорд, — только, к счастью, довольно старого. Он отпустил меня с миром, даже не потрудившись напасть.

— Нужно было сообщить мне о своем возвращении, — негромко сказала Абигайль, когда Филипп наконец слез с колена Уоллингфорда. Она до сих пор не могла заставить себя посмотреть на мужа.

— Я не мог терять времени на написание писем. Мне необходимо было видеть тебя, говорить с тобой. Посмотри на меня, Абигайль.

— Не могу, иначе просто потеряю над собой контроль.

— В таком случае, — сказал Уоллингфорд, поддевая подбородок жены пальцем, — это не та Абигайль, которую я знал.

Он приподнял лицо жены, и она наконец увидела его. Волосы подстрижены немного короче, чем прежде, темные как ночь глаза блестят в свете факелов, волевой подбородок покрыт щетиной, а густые брови сдвинуты. От него пахло пылью и лошадьми, дымом и потом. Но Абигайль хотелось лечь на его обнаженную кожу и выпить его всего до дна.

— Идем наверх, — позвала она.

— С радостью. — Уоллингфорд встал из-за стола и протянул жене руку. — Только вот ответь мне на один вопрос: я опять слышу эту проклятую трубу?

Они пошли через толпу к дому. Дверь была открыта, и из кухни пахло пирогами. Теплая рука Уоллингфорда сжимала руку Абигайль.

В коридоре было пусто. Когда они повернули за угол, Уоллингфорд прижал жену к стене и принялся немилосердно целовать.

— О, — выдохнула Абигайль, ловя ртом воздух, — как же я по тебе скучала! Каждую минуту, каждую секунду. — Она взяла лицо мужа в ладони и погладила его подушечками больших пальцев. — Это ты? Это действительно ты?

— Ну конечно же, это я. Надеюсь, в мое отсутствие ты не взяла за привычку целовать в холле темноволосых красавцев?

Абигайль рассмеялась:

— Да, это действительно ты.

— Это я. — Уоллингфорд снова поцеловал жену, крепко держа ее за талию. — Твой преданный супруг, клянусь в этом.

— Я никогда в тебе не сомневалась.

— Лгунья.

Абигайль снова засмеялась, не переставая гладить высокие скулы любимого и шелковистый ежик волос на затылке. Они с мужем наконец вместе!

— Я не ждала тебя в этом месяце.

— Я собирался провести вдали от тебя ровно год, чтобы доказать, что могу это сделать. Но потом подумал: какого черта? Я сделал то, что от меня требовалось. Так зачем жить еще целый месяц в разлуке?

— Я рада, что ты вернулся. — Руки Абигайль скользнули вниз и сжали пальцы мужа. — Идем. Я должна кое-что тебе показать.

— Чем быстрее, тем лучше, — глухо прорычал Уоллингфорд.

Она повела его по главной лестнице мимо комнат, где прежде жили леди, в западное крыло.

— Мы идем в мою комнату? — спросил Уоллингфорд.

— Да. Только она больше не твоя.

— В самом деле?

Абигайль распахнула дверь и вошла в комнату вместе с мужем.

— О Боже!

Ноги Уоллингфорда приросли к полу. Абигайль стояла рядом с ним и держала его за руку, давая возможность разглядеть все: мягкую мебель, развешанную на специальной перекладине одежду и стоящие рядом колыбельки. Из одной послышался шум.

С кресла в углу поднялась красивая итальянка неопределенного возраста, словно окутанная светом.

— Вы вовремя. Кое-кто проголодался.

Абигайль дернула Уоллингфорда за руку, а когда он не тронулся с места, сделала несколько шагов вперед.

— Посмотри, я привела папу, — сказала она.

— Двое? — охнул Уоллингфорд и уперся рукой в стену.

— Не волнуйся, только один из них твой.

— Что?

— Нет, нет. Я хотела сказать, что у Роланда и Лилибет тоже родился ребенок — девочка. Бедный Филипп, он так хотел брата.

Уоллингфорд сделал шаг, еще один и заглянул в колыбельки. Один младенец с золотистыми кудряшками, поблескивающими на его головке, крепко спал, напоминая ангела. А вот другой, попискивающий малыш с темными волосиками, упрямо сжимал кулачки и сучил ножками.

Уоллингфорд посмотрел на одного ребенка, потом на другого и глубоко вздохнул:

— Дай догадаюсь, кто из них наш.

Абигайль взяла плачущего малыша на руки и принялась что-то нежно приговаривать ему на ушко.

— Он всего лишь проголодался. К тому же он на четыре месяца младше, а для детей это огромная разница. Сейчас, мой сладкий. — Она прижала малыша к плечу и повернула голову, чтобы вдохнуть сладковатый аромат его волос.

— Он? — прошептал Уоллингфорд.

— Я назвала его Артуром.

— Почему?

— Может, ты перестанешь хмуриться? Ведь это твой сын. И он все чувствует.

Уоллингфорд судорожно сглотнул:

— Мой сын.

— Можешь до него дотронуться. — Абигайль повернула ребенка к Уоллингфорду. Малыш вздохнул и посмотрел на своего отца.

— И где мне до него дотронуться?

— Где угодно. Можешь дать ему палец, и он за него ухватится.