Неприступный герцог

Абигайль подошла к сундукам. Но они оказались набитыми книгами. Здесь были произведения на греческом языке и латыни, философские трактаты, большинство из которых Абигайль уже изучила со своим учителем, которого за весьма высокую плату наняла для нее Александра.

Гардероб Уоллингфорда состоял из привычных для английского джентльмена предметов одежды: твидовых и шерстяных костюмов, а также черных вечерних сюртуков. Абигайль поискала в карманах, но не нашла любовных записок или каких-то других свидетельств тайной переписки. И вновь возникло странное ощущение. Только вот что — разочарование или облегчение?

Абигайль стояла посреди комнаты и оглядывалась по сторонам, сдвинув брови. Она наверняка что-то упустила.

Если бы в этой комнате жила она и у нее было что-то, ради чего она проехала пол-Европы, куда бы она это спрятала?

Абигайль прошлась взглядом по двери, окнам, мебели, толстым каменным стенам, покрытым осыпающейся штукатуркой. Подошла ближе к одной из стен и легонько провела пальцами по шероховатой поверхности. Довольно старая. Никаких признаков того, что стену недавно замазывали. Да и что вообще Уоллингфорд знал о подобных вещах?

Наконец она переключила свое внимание на трюмо — нескладную махину темного дерева — и одним пальцем приоткрыла коробочку с бритвенными принадлежностями.

Абигайль опустилась на стул рядом с трюмо и сделала глубокий вдох. Мыло для бритья. Именно оно источало соблазнительный аромат бергамота. Она наклонилась, вдохнула снова и тут же мысленно перенеслась в конюшню на постоялом дворе. Вновь услышала стук дождя по крыше, ощутила прикосновение бархатистых губ Уоллингфорда к своим и твердую каменную стену, упирающуюся ей в спину. Абигайль вдохнула снова, и вот уже мускулистая грудь герцога прижимается к ее груди и…

— Какого черта вы делаете в моей комнате?

Полуприкрытые глаза Абигайль тут же открылись.

Герцог Уоллингфорд заполнял собой чуть ли не весь дверной проем. Сильные руки сложены на груди, а широкие плечи, обтянутые дорогим твидом, едва не касаются дверных косяков. Он был в костюме для верховой езды, начищенные до блеска сапоги лишь усиливали эффект его неотразимости. В ее одурманенном бергамотом сознании он казался ей красивым, точно бог. Ведь у простого смертного не может быть таких гордых высоких скул и густых темных волос, ниспадающих закручивающимися локонами на лоб. В его глазах, освещенных солнцем, горел огонь, и впервые Абигайль заметила, что они вовсе не черные, а скорее напоминают темное полуночное небо. Ей еще ни разу не удавалось подойти к герцогу достаточно близко, чтобы разглядеть это.

— Что за вопрос, — произнесла Абигайль, с трудом удерживаясь от желания броситься в объятия герцога или, того хуже, упасть вместе с ним на пол и предаться страсти, — когда вполне очевидно, что я всего лишь меняю набивку в вашем матрасе.

Абигайль махнула рукой в сторону стоящих посреди комнаты мешков и перьев, покрывающих пол вокруг них.

Уоллингфорд посмотрел на перья, потом на Абигайль, а потом снова на перья. При этом его руки оставались скрещенными на груди. Он заговорил медленно, словно с умственно отсталой.

— Меняете… набивку… в моем матрасе? — спросил он, вскинув бровь.

— Это очень тяжелая работа. Хотя откуда вам это знать? — ответила Абигайль. Аромат бергамота начал постепенно выветриваться вместе с порывом свежего ветерка, проникающего через дверь. И тем не менее ее не покидало желание оказаться в объятиях герцога. Однако вместо этого она взяла с пола мешок с перьями.

— Я присела, чтобы немного передохнуть.

Уоллингфорд шагнул вперед и с недоверием оглядел комнату.

— А разве это не должны делать слуги?

— Они заняты сыром.

— Сыром?

— Это долгая бытовая история, а вы совсем не производите впечатления человека, который может подобной историей заинтересоваться. Не поможете мне с матрасом? — Абигайль беспощадно сдернула с кровати одеяло и простыни.

— Какого черта вы творите? — воскликнул герцог.

— Меняю ваши перья.

— Мои перья не нуждаются в замене. И уж точно не вами.

Уоллингфорд схватил Абигайль за запястье. «Какая огромная у него рука», — подумала Абигайль. Ей очень хотелось прижаться к его плечу, но это было бы крайне неприлично.

— Ну конечно же, ваши перья нуждаются в замене, — сказала она. — Потому что эти меняли в последний раз во время визита папы римского, а было это несколько сотен лет назад.

— Ваше присутствие в моей комнате является прямым нарушением условий пари.

— Вовсе нет. Я пришла сюда по делу, с весьма невинными намерениями. К тому же это вы сжимаете мою руку, что я рассматриваю как попытку соблазнения.

Уоллингфорд разжал пальцы.

— Я вынужден просить вас уйти.

— А я вынуждена просить вас отойти в сторону, чтобы я могла завершить начатое.

— Вы — сестра маркизы, и вам не пристало наполнять матрасы перьями, кормить коз и кур.

Абигайль обернулась:

— Что вы хотите этим сказать? И какое вам вообще до этого дело? Думаю, многим маркизам пойдет на пользу, если они будут время от времени кормить коз. И герцогам тоже, раз уж на то пошло.

Уоллингфорд был разгневан.