Непрочитанные письма

Погода снова переменилась, дул ледяной порывистый ветер, скупо бросаясь острой крупой и уныло посвистывая в фермах бурового фонаря. Но в низком небе резво шныряли, вертолеты, с подвеской или без нее, улетали на юг и возвращались на север. Зато на земле не было видно никакого движения: со вчерашнего дня из бензобаков всех транспортных единиц месторождения можно было бы нацедить едва ли ведро горючего.

Весь день по этому поводу шла бесплодная радио-болтовня — сначала не могли найти заправщицу, потом отыскать исправный бензовоз. Диалог Тал инки и базы, естественно, оживленно комментировался всеми находящимися на связи подразделениями. А Занин вдруг вспомнил, как он сюда прилетел («Аккурат второе мая было, праздник»), а в тот же день геологи получили на 5-й скважине нефть с приличным дебитом — что-то около ста восьмидесяти тонн в сутки. Решили брать из нее горючее на нужды города, приволокли емкость, будку для дежурного поставили, машинами топливо вывозили. Потом приток стал слабеть и совсем иссяк — запарафинило, видать, скважину. Подогнали ППУ, пароподогревающую установку, стали закачивать пар в скважину. «Только делали все, видать, с ба-а-альшим умом, — рассказывал Занин. — Емкость-то возьми да взорвись. Никто, правда, не пострадал — так, испугом отделались. Еще и в героях ходили — как же, с передка, как говаривали в войну, живыми вернулись. После я там побывал. Выжженная пустошь, раскуроченный металл, будка обгорелая с выбитыми стеклами, а на столе тетрадка дежурного лежит, с последней записью: «Емкость сегодня накрылась. Нефти — амбец!!!» Занин помолчал и добавил: «Не по себе мне стало. Такое ликование в этих строчках — а чему радоваться?.. Неправду пишут, будто снежный человек — это досужая выдумка, пустая сенсация Не там искали. Здесь их полно, снежных людей. Факт».

База вновь вышла в эфир и сообщила: отыскался-таки бензовоз, правда, старенький и маломощный, ЗИЛ-157, и водитель при нем, так что — ждите. Только надо встретить его в конце бетонки — там метров двести сплошной каши, и до лежневки сам он не дотянет. Тут вся Талинка всполошилась и такое единство душ проявила — хоть садись немедля за информацию в «Ленинскую правду»: и буровики, я вышкари, и тампонажники, и геофизики наперебой предлагали свою помощь, нашли проводника, тракториста, трактор, всем миром разжились на неполную заправку. Только какая-то буровая невпопад бубнила:

— Наши потребности. Означают. Вовсе не то. Что мы потребляем. А то. Как нас потребляют...

— Гарий Генрихович, — осторожно спросила база, — это ты, что ль? Вернулся с отгулов?

— Я. Вернулся. Я. Приступил. Наши потребности...

— Гарий Генрихович, ты бы отдохнул, а?

— Я. Отдохнул. Ты. За меня. Не беспокойся. Ты. За меня. Отпокойся. Дело в том. Что. У нас нет. Возможностей. Которые мы. Имеем...

— Это Габриэль, — поморщился Макарцев. — Вернулось с отгулов, солнышко наше ясное. Ну, Гарий Генрихович!.. Понимаешь, Яклич, странная история. Хотя что в ней странного?.. Отличный технолог, инженерной сметки на приличный техотдел хватит. На ВДНХ сколько раз дипломы брал... Но бурмастер — никакой. Абсолютно не умеет с людьми работать: то вась-вась, все люди братья, ты меня уважаешь? — то «а ты кто такой?». Вот и качается, как на качелях. И вся бригада с ним качается. Но жесткость проявить? Снять? Кем заменить?.. Трудно с людьми. С кадровыми работниками, со специалистами трудно. Приток большой, но чаще не по делу. Сколько уже мы в Тюмени топчемся, одной лишь нефтью живем, а специалистов, особенно средних и низовых профессий, толком не готовит никто. Сами, дескать, сделаются. Не боги горшки обжигают. Не боги... Прислали бы мне парочку Сизифов — я бы живо определил их колонну опрессовывать да трубы на стеллажи укладывать.

— Сизиф, строго говоря, не бог, а скорее жертва богов.

— Знаешь, Яклич, мне их штатное расписание ни к чему. Какая жертва? Такой амбал — и жертва? Чё они к нему пристали?

— Уж и не вспомню. Помню только, что заставили его без перекуров и перерывов на обед камень в гору волочь, а на вершине валун срывался и снова катился вниз.

— «Сизифов труд», ага. Это нам знакомо. Тут я тебе, Яклич, не одну историю могу рассказать — сотню!

— Подожди, Сергеич. Дело в том, что миф о Сизифе опровергнут. И не Альбером Камю, который в годы воины написал философский трактат по мотивам этой легенды. С мифом о Сизифе, не мудрствуя и не философствуя, расправились чукотские бичи.

— Кто-кто?

— Бичи. Самые обычные бичи, с Чукотки. Мне об этом товарищ рассказывал. Есть такой прозаик, Борис Василевский, он долго учительствовал на Чукотке, да и сейчас едва ли не каждый год туда норовит податься.

— Вроде как ты в Тюмень.

— Ага. Нас и свела-то, по-моему, общая привязанность к Северу.

— Так что же они придумали, эти замечательные чукотские бичи?

— Ничего особенного. Брали пустую двухсотлитровую бочку из-под спирта, вкатывали ее на сопку, наливали в бочку чайник воды — и пускали ее вниз. Ну, а внизу...

— Инженерно, — только и смог произнести Макарцев.

— «Аврора-один», «Аврора-два», «Аврора-три», ответь базе!