Непрочитанные письма

Между прочим, и в той истории, которую я пытаюсь рассказать вам, постоянно отклоняясь в сторону, тоже не видно конца, и я не берусь предугадывать или выстраивать его, сообразуясь лишь с логикой, окаменелой оболочкой простых и упрямо-обыденных фактов.

— Зря я смеялся, — глухо сказал Саша, — По-разному мужика может прижать, сразу не разберешь.

— Аналогично, — грустно усмехнулся я.

—А мы уже к Нягани подъезжали.

Вот и вокзал, вот и пристанционная площадь — она, как и прежде, забита грузовиками. Я потолкался среди них на всякий случай, но знакомых вроде не было видно, и, взгромоздив рюкзак на плечи, поплелся по заснеженной тропинке в гору.

— Ты кто? — спросил я у девочки, открывшей мне дверь. — Лена или Лера?

— Лена в десятом классе уже. Я Лера.

— Когда я последний раз виделся с вами, Лена была как ты сейчас.

— А я вас узнала! А папа на буровой! А мама встречать вас поехала! Вы потерялись!

Потерялись. Разминулись.

Геля через десять минут нашлась, а к вечеру и Макарцев объявился, похудевший и черный, но ужасно веселый.

— У нас новости! — объявил он.

— Не может быть.

— Новый генеральный директор объединения, Нуриев. Это раз. Новый начальник УБР, Путилов. Это два.

— И он еще радуется, — вздохнула Геля. — Новый начальник всего неделю как появился, молодой парень, по шестнадцать часов в сутки работает, а эти двое, Макарцев и Николай Николаевич — знаешь его? Иголкин, главный инженер — радуются как дети.

— Значит, так, — сказал Макарцев. — Завтра едем на Талинку. По всем буровым проедем.

— Макарцев, — строго произнесла Геля. — Ты обещал, что завтра за молоком съездим. Опять провороним.

— Обожди, Геля, — сердито оборвал Макарцев. — Не мешай.

Это было нечто новое. Геля просто застыла от изумления.

— Вот что прежде всего должен ты уяснить себе, Яклич, — не меняя тона, продолжал Макарцев. — Период у нас какой-то странный нынче. Вроде бы как Ренессанс.

— Ну, Сергеич!.. — не выдержал я. — Попроше не можешь? А то я тебе такую историю про Ренессанс расскажу — с незабвенным Сеней Воеводовым в главной роли.

— Могу и попроше, — согласился Макарцев. — Только не пойму я тебя, Яклич... Самого прежде куда-то всегда заносило... Может, случилось что? А?

— Да нет, — пробормотал я, вспомнив опять дорожную историю. — Слушаю тебя, Сергеич.

— Слушай, слушай внимательно. Помнишь, прошлый раз говорил я тебе, что Нягань словно бы в спячку погружена. Даже перемен никаких не ждут — так, спят на ходу, только упряжь во сне ощупывают: дела ли лямка-то? зарплату дадут? Лямка цела, зато от телеги давно она отстегнулась, сама по земле волочится... Но это уже никого не колышет. И тут приезжает новый генерал. Не видел еще Нуриева, нет? Обязательно познакомься. По нему сразу видно, что этот спать никому не даст. И не потому, что шум поднимет, на горло брать станет, а потому, что у него есть идеи. Понимаешь? Мысль у него есть, как нашу Нягань из ямы вытащить. Теперь Путилов. Никто про него ничего толком не знает, однако заметно — этот Нуриеву под стать, тоже признавать не захочет, что положение безвыходное. Понимаешь, Яклич: надежда забрезжила, вот что самое главное. Почему я назвал этот период странным? Да потому, что конец года, план у нас по всем статьям провален, и о том, чтоб в этом году выкарабкаться — речи быть не может: отставание страшное, я же сказал — мы в яме. Но нет ни уныния, ни обреченности. Более того, появилась вера, что в следующем году по-другому работать будем, не просто лучше или больше, а в принципе по-другому. Уяснил?

— Ох, Макарцев, — сказала Гели. — И ничем-то тебя не проймешь. Надежда. Вера. В принципе. Сколько я тебя знаю, вечно ты в эти бирюльки играешь, каких-то перемен ждешь. Надежда Васильевна, Вера Петровна. По-другому, по-другому! У тебя вон голова вся седая, а ты, как тот мальчик, все надеешься, что Чапаев выплывет...

— Геля, — примирительно сказал я. — Да и тебе бы пора привыкнуть...

— И ты! — взвилась Геля. — Оба вы хороши! Я думала: приехал человек из Москвы, старинный знакомый, чуть ли не родственник, — так неужто поговорить нам не о чем? А вы как заладили: ду-ду-ду, ду-ду-ду...

— Съездим на Тал инку — сам убедишься, — покосившись на Гелю, сказал Макарцев. — Конечно, пока лишь начало, пока только планы, однако настроение у людей стало иное. Переменились люди. Те же самые — а переменились.

— Так уж сразу... — усомнился я.

— Ладно. Посмотришь — тогда поговорим... А что за историю ты обещал? Про Ренессанс. Кто такой Воеводов? Киноактер?

— Сосед мой по кубрику. Наверное, я рассказывал уже. Давно это было, еще когда я на рыболовецком траулере в Норвежском море болтался.

— Ну и?..

— Сначала я Сеню опишу. Хотя внешне — ничего, чтоб из ряда вон. Здоровенный амбал с рыжей бородой. Между прочим, большой любитель чтения. Только должен сказать тебе, Сергеич, интерес Воеводова к мировой литературе носил довольно своеобразный характер. Взаимоотношения главных ли героев, эпизодических персонажей разного пола занимали его лишь до той поры, пока не развязывался главный, на взгляд Сени, драматургический узел — происходило между ними что или не происходило.