Непрочитанные письма

— Набираем. За два часа тонны три накапало.

— Как они набирают? — дернулся к рации человек в кожаном пальто. — Как?

Казаков посмотрел на него удивленно, но вопрос в эфир продублировал.

— Обыкновенно, — ответил бурмастер со 125-го. Даже сквозь помехи эфира слышалось в его голосе откровенное ехидство. — Лежит на земле водовод. Раз. На одном конце насос — он качает. Два. С другого конца вода в емкость сливается. Это три...

— Понял-понял, — сказал Казаков, с усмешкой поглядывая на человека в кожаном пальто. — Ты очень доходчиво объяснил.

— А к чему это Плетеницкому? — поинтересовался 125-й. — В баню он к нам собрался? Или чай пить?

— Ладно, до связи, до связи...

— То есть как это до связи! — возмутился 125-й. — А что там с УБТ? Отправили?

— Готовим тебе УБТ, готовим...

По враз поскучневшим лицам публики, сгрудившейся вокруг рации, догадываюсь, что слово «готовим» временной законченности не имеет. Только человек в кожаном пальто, неожиданно вскочив со стула, зафистулил недовольно:

— Что за вопрос! Счас сделаем! Команду я уже дал!

Казаков покосился на него и повторил:

— Готовим УБТ. Ночью постараемся завезти. Если трубовоз найдем.

— Найдем! — уверенно воскликнул человек в кожаном пальто.

— A-а... Понял-понял.

И 125-й отключился. Зато другой куст вылез в эфир и спросил с подчеркнутой вежливостью:

— Скажите, пожалуйста, как обстоят дела с поясами безопасности для верховых?

— Как-как, — растерянно прошептал Казаков куда-то в сторону. — Пока какой-нибудь бедолага с полатей не грохнется, никто и чесаться не станет... — Но в микрофон сказал: — Решаем этот вопрос, решаем...

— Макарцев, — позвал Иголкин. — Ты еще на связи?

— Слушаю, Николай Николаевич.

— Про воду я понял. Лекция была отменная. А что у тебя к сто четвертому было? К сто четвертому?

— Думал, УБТ разжиться у них. Но раз ночью завезут...

— А ты б попытался. У тебя транспорт есть?

— Нет. А у тебя?

— Тоже нету...

— Теперь заявки на завтра, — сказал Казаков. — По порядку...

Но ему и договорить не дали:

— Шпиндель!

— КМЦ!

— Солярка!

— Турбобур!

— Электролампочки!

— Шланг!

— Шпиндель!

— Продукты!

— Солярка!

— КМЦ!..

Какие-то еще слова силились пробиться в эфир, мучительно превозмогая чужие голоса, простуженные и сорванные, помехи, шуршание, скрип, треск, гул, завывание — и все же звучали, далеко разносясь окрест: «Как ты? Что с тобой? Что у тебя? Как ты?..»

Но это всего лишь казалось.

— Шпиндель!

— Турбобур!

— КМЦ!..

Когда я подъехал к дому на попутном «Урале», в окне второго этажа макарцевского коттеджа колыхнулась занавеска, мелькнула полоска приглушенного света, и, словно в ответ, точно так же вздрогнула занавеска в доме напротив.

— Виктор не приедет сегодня, — сказал я Геле.

— Да я поняла уже. Просто мы с Женей Иголкиной на звук каждой машины выглядываем. Выглянем, помашем друг другу рукой — и опять ждем...

Домов в том лесу, где когда-то весной приютил нас с Макарцевым и Сорокиным безотказный Миша Казаков, поприбавилось. Уже и некий замысел стал просматриваться. Лишь явным архитектурным излишеством выглядели четыре маленькие котельные, составленные рядком посреди одного из дворов. К тому же, как говорилось в знаменитом романе, воздуха они не озонировали.

Сайтов глянул на них, поморщился и сказал:

— Первую очередь капитальной котельной только-только собираемся пустить. Пока выкручиваемся, как можем...

Перед тем как приехать сюда, Сайтов (он, как и Ладошкин, был заместителем начальника НГДУ по капстроительству, только отвечал за жилье) показал мне генеральный план города. Выходило, что сейчас мы стояли в центре будущей Нягани, и где-то слева, за лесопарком, должен был раскинуться больничный комплекс, справа — культурно-торговый центр столь универсального назначения, что даже Сайтов запутался, перечисляя все предполагаемые службы покамест не существующего здания. На план-схеме, для которой цветной туши не пожалели, городок выглядел довольно весело. Правда, панельные пятиэтажки, особенно устаревших серий (но именно их старается продвинуть на Север неведомая сила), не блещут красотой. К счастью, в мире все относительно: когда видишь, как эти серые, безликие и все-таки живые, дающие приют и тепло дома по-хозяйски утверждаются на болоте, редкое сердце не дрогнет.

— А половину города, — грустно заметил Сайтов, — у нас в дереве запланировали. Зачем? Служат деревяшки в четыре раза меньше, чем панельные, квадрат в них на червонец дороже, коммуникации удлиняются. Да и вид у них...

Кто это, кстати, придумал, будто дерево — самый податливый строительный материал, в котором можно воплотить самые смелые архитектурные замыслы? Когда этот материал попадает в руки строителей наших северных городов, он становится упрям, капризен и своенравен, не желая признавать никакой иной формы воплощения, кроме милой сердцу здешних Корбюзье формы барака. Для массовой застройки деревянных кварталов существует всего несколько типов домов, в равной мере редкостных по своему уродству.