Непродуманная жизнь

Душная ночь Лазурного берега плавно переходила в прохладное утро. Заснуть долго не удавалось. Она спала всего несколько часов, которые не принесли отдыха, но во сне она видела его – молодого, сильного, влюбленного в нее. Он любил ее страстно и нежно, как умел делать только Кирилл. Ее Кирилл. А потом лежал на спине и гладил пальцами ее крестик. Она спрашивала его: «И ты до сих пор не потерял мой крестик, ведь прошло столько лет?» Тогда он стал почему-то серьезным и сказал: «Благодаря твоему крестику я нашел себя».

Утром она снова повела детей на пляж. И делала это каждый день, благо установилась погода, и можно было купаться. Но пара с детьми не появлялась. Она ругала себя за то, что не окликнула, не подошла, значит – смалодушничала.

В один из вечеров, когда дети были на именинах знакомого мальчика, а она получила в свое полное распоряжение почти целый день, решила посидеть в кафе. И вдруг за соседний столик села пара, которую искали ее глаза и сердце. Так получилось, что женщина села к ней спиной, а мужчина мог видеть ее и был на расстоянии вытянутой руки. С ними, как всегда, были дети. Он все же обратил внимание на ее, задумался, потом пристально посмотрел и поприветствовал кивком головы. Она почувствовала, что теряет сознание и закрыла ладонями лицо. Кто-то обнял ее за плечи, погладил по руке и тихо произнес:

– Танечка-Танча… Здравствуй…

Она открыла глаза, рядом сидели красивая женщина и мужчина, которого она любила не когда-то, а всю жизнь.

– Я Люба. Вы меня не помните, наверное. Я медсестрой была в госпитале, когда вы там лечились после ранения, – произнесла женщина. – Муж всегда много о вас рассказывал. А это наши внуки. Я оставлю вас. Пойду с детьми на площадь, там карусель.

– Ты помнишь веселого парня из Курска, что служил с нами и погиб при том взрыве? – спросил Кирилл. – Мы усыновили его сына, когда его жена с горя спилась. Ты хочешь спросить меня, а был ли выстрел?

– Да, я всю жизнь живу с этим, Кирилл…

– Люба отвела руку. А потом нашла меня в Москве не в лучшем состоянии, привела знакомого священника. Он не читал мне нравоучения, просто говорил о том, что жизнь – это дар, и уходить из нее грех. Мы поженились. Я закончил Духовную Семинарию. Езжу по миру, читаю лекции, написал книгу. А у тебя чудесные внуки и, наверное, хороший муж.

– Наверное, – грустно ответила она. – Ты счастлив?

– Сложный вопрос, Танечка. А ты?

– Не знаю. Мне было не до этого. Я тогда в том госпитале запретила себе быть счастливой. Мне всегда не хватало тебя.

Прости меня, мне не дали силы отвести твою руку, когда ты прогнал меня, а эта девочка смогла отвести и выстрел, и беду, и злую судьбу, – сказала она и неожиданно для себя посмотрела на ворот расстегнутой летней рубашки. Ее крестика на его теле не было.

– Ты подумала о крестике? – прочитав ее мысли, спросил Кирилл. – Его носит мой внук. Знаешь, заболел сильно, долго лечили, но как-то без успеха. И тогда я подарил ему твой крестик, что когда-то спас меня. И мальчик пошел на поправку, вот во Францию с нами приехал. У меня здесь запланированы лекции.

По ее лицу текли слезы. В душу возвращались мир и любовь, но какая-то иная, высокая, чистая, святая.

Вина, что годами не давала ей покоя, сползала и растворялась слезами на ее щеках.

Рядом сидел самый лучший мужчина на свете. Пусть он был не ее. Но он жил, был счастлив, наверное, любил, и точно – был любим.

И главное – вернулся в ее жизнь, и теперь она никуда не отпустит этих двух дорогих ей людей.

– Как мне жить, Кирюша? – спросила она.

– С Божьей помощью, родная. Теперь ты можешь разрешить себе быть счастливой.

Комментарий автора:

Известный, ныне покинувший нас, отец Иоанн Крестьянкин сказал однажды: «Девонька, чувство вины – это вешалка, на которую Дьявол может повесить сто унылых одежд. Тогда человек не позволяет себе быть счастливым и наказывает себя гнусными людьми».