Непрощенная Ахматова

– Я не знаю, где он устоялся. Ахматова, в силу присущего ей глубочайшего личного благородства, всегда настаивала на том, что Гумилев – гениальный поэт-духовидец. В отличие от него, который только в 1913 году ей написал: «Аня, ты не только хорошая поэтесса, но и замечательный поэт», в отличие от него она ему знала цену с самого начала. И если бы не стихи, за что бы там было выходить замуж…

– Почему сложилось такое культурное восприятие?

– Потому что Гумилев рано умер. Если бы он пережил 1921 год, мы получили бы поэта, который затмил бы абсолютно всех современников, поэта лермонтовского масштаба. Я говорил уже, что, может быть, это самая прямая реинкарнация Лермонтова, и Гумилев так себя и чувствовал, отсюда сходство между «Миком» и «Мцыри». И отсюда поздний явный эпический уклон, отсюда масса параллелей между «Записками кавалериста» и «Героем нашего времени». В общем, Гумилев был гениальный поэт, что ж тут говорить. Поэт ничуть не хуже Ахматовой и ничуть не меньше, просто он очень мало прожил. Автор «Заблудившегося трамвая» и «Слова», я думаю, уже себе бессмертие на земле и на небе обеспечил.

– Что бы вы могли сказать об их сыне?

– Здесь очень трудно что-либо говорить, потому что Лев Николаевич Гумилев замечателен не тем, что он был их сыном. Вот как раз от них в нем было очень мало. В нем не было того трагического достоинства, которое было в его матери, не было того веселого мужества и азарта, которые были в его отце. А уж к русской интеллигенции, к которой они принадлежали и о которой так хорошо говорили, он вообще не относился. Говорил, что интеллигентом называется непрофессионал, человек, ничего не умеющий, но озабоченный судьбами народа. Это очень хорошее, остроумное высказывание, по-ахматовски афористичное и совершенно неверное.

Я думаю, что некоторые черты ахматовской личности, такие как капризность, старческое кокетство, и то, что Лидия Чуковская называла «матчем на первенство в горе», я думаю, это во Льве Николаевиче было.

Но он, конечно, прежде всего гениальный мыслитель, очень крупный. С его теорией невозможно согласиться и невозможно не согласиться, потому что это не теория, а замечательная поэтическая метафора. Термин «пассионарность» очень удобен. И, к сожалению, ничего не объясняет. Лев Николаевич – выдающееся явление культуры. И оценивать его произведения надо так же, как мы оцениваем произведения Гумилева и Ахматовой. Мы не требуем от них исторической достоверности. Но нам очень интересно.

– Кого из современных женщин-поэтов вы можете выделить и почему?

– Новеллу Матвееву в первую очередь. Нонну Слепакову – во вторую. Кстати говоря, я думаю, что лучшие стихи об Ахматовой написала именно Слепакова. Стихотворение об ее похоронах.

Отпевали в тот день поэтессу.
Неслучайно киношников, прессу,
Стукачей допустил сюда Бог…
Мы стояли в церковном приделе
И себя сознавали при деле —
На сквозном перекрестке эпох.

Хор твердил в это время сурово

«Упокой» через каждое слово,
Будто мертвого тела покой
Ненадежный еще, не такой…

Рядом древняя ныла старуха —

Дребезжала противно для слуха
Обо всех мертвецах на земле,
Как тоскливая муха в стекле,
И привычные слезы сочила,
И крестилась – как будто сучила
Возле душки незримую шерсть.
Мне она деловито-уныло
Прожужжала: «А сколько ей было?»
Я ответила: – Семьдесят шесть.
И она, машинально рыдая,
Прошептала: «Еще молодая!»
Я подумала: так ведь и есть.

Это очень здорово.

– Получается, что без страдания нет поэзии вообще?

– На эту тему есть совершенно гениальное стихотворение Кушнера недавнее. Там описывается визит молодого Мережковского к Достоевскому. 14-летний Мережковский читает свои стихи. Достоевский говорит: «Слабо! Плохо! Глупо! Нельзя писать не страдая!» И вот Кушнер пишет: «У мальчика слезы вот-вот из-под век покатятся. Грусть и обида какая! Страдать и страдать, молодой человек! Нельзя ничего написать, не страдая! А русская жизнь тарантасу под стать неслась под откос неуклонно и круто. Конечно, нельзя ничего написать… И все-таки очень смешно почему-то…» (смех в зале)

Понимаете, почему это смешно? Потому что не надо искать-то этих страданий, они будут.