Непрощённая

Она всегда почему-то думала о Бене больше, чем обо всех остальных членах семьи Закари. И больше, чем о любом другом мужчине из семьи Закари. Когда Бена не было рядом, Рейчел всегда думала о нём, ей всегда хотелось знать, где он и чем он занимается. Между ней и Беном всегда существовала особая близость — такая, какой у неё не было больше ни с одним другим членом семьи Закари. У них с Беном были особые шутки, понятные только им обоим и больше никому. Рейчел вспомнила, как однажды Бен шутки ради посадил лягушку в её кружку с водой. Рейчел сразу заметила в воде лягушку, но сделала вид, будто ничего не увидела, и незаметно запустила лягушку в кружку с водой, которая принадлежала уже самому Бену. Бен, который, как и Рейчел до него, сумел разглядеть лягушку у себя в кружке, с невозмутимым видом поднёс её к губам — и остановился только тогда, когда услышал истошный вопль матери:

— Бен, что ты делаешь, у тебя же в кружке с водой сидит лягушка!

Бен быстрым движением выплеснул воду из кружки, а потом они с Рейчел переглянулись и расхохотались. Они хохотали до упаду, глядя друг на друга, а окружающие никак не могли взять в толк, над чем же они смеются. Это был их секрет.

Когда Рейчел исполнилось семь лет, Бен стал рассказывать ей о своих встречах с говорящими животными — говорящим койотом, совой, куропаткой, оленем. Он во всех подробностях передавал свои разговоры с этими животными, а Рейчел слушала его, открыв рот. Потом эти рассказы Бена как-то сами собой прекратились — как и его «встречи» с этими говорящими животными. Очевидно, Бен почувствовал, что Рейчел стала уже достаточно взрослой, и её интересовали уже другие вещи.

Она прекрасно помнила и то, как общалась со своим старшим братом, когда ей самой было четыре года, а потом пять и шесть лет. Она помнила, как Бен учил её ездить верхом и как потом они погнались за зайцем и конь внезапно споткнулся и она полетела головой вниз и ударилась о землю так, что потеряла сознание. Но она ни словом, ни даже звуком не упрекнула Бена в происшедшем. Она была прежде всего безгранично благодарна ему за то, что он приобщил её к удивительному миру охоты и удивительному миру лошадей.

Рейчел помнила, что в те годы она испытывала безотчётный страх перед темнотой и часто плакала от страха. Тогда Бен подходил к её постельке и негромко пел ей, пока она не засыпала, успокоенная. А пел он ей те песни, которые обычно распевали в прерии ковбои:

Бедный молодой ковбой,
Погиб он так внезапно,
Нет, не суждено ему
Прийти домой обратно.
Пять выстрелов в упор
Жизнь парня оборвали,
Ушёл он в мир иной,
Оставив нас в печали.

И хотя, когда ей самой было четыре года, Бену было всего одиннадцать лет, он всегда казался ей огромным, как скала, большим и надёжным.

А когда ей было всего три года и она частенько просыпалась в страхе от ночных кошмаров, она выскакивала из постели и в ужасе бежала босыми ногами по ледяному полу в одной ночной рубашке и пыталась залезть в постель к кому-нибудь из взрослых, кто мог бы приютить её, согреть и защитить от этих ужасных ночных кошмаров. Бен был единственным, кто не прогонял её.

Рейчел размышляла обо всём этом на протяжении нескольких дней. И в конце концов она поняла: «Всё, что я хочу — это заботиться о Бене, делать так, чтобы ему было хорошо. И даже если он женится на какой-то другой девушке, я буду счастлива, если я просто смогу продолжать всё так же заботиться о нём... заботиться всю свою жизнь». Однако, подумав ещё, она вдруг поняла: «Нет, если он женится на ком-то ещё, я не выдержу этого. Тогда мне лучше умереть».

Поняв, наконец, что больше всего на свете она хочет быть вместе с Беном, рядом с Беном, Рейчел словно вновь ожила. Её бледное, с печальными глазами, с заострившимися чертами лицо опять осветилось, и та неизбывная мука, которая все эти дни, точно страшная печать, лежала на нём, куда-то исчезла. Матильда была так счастлива наблюдать эту перемену, что даже не стала допытываться у Рейчел, что же с ней произошло и почему она вновь стала весёлой. Ей было достаточно просто того, что это случилось.

Дождавшись возвращения Энди, Рейчел послала вместе с ним записку Джорджии Роулинс.

«Я взяла в руки перо, чтобы написать тебе, что я страшно извиняюсь за то, что произошло. Мне ни за что на свете на следовало вести себя так, — написала она Джорджии. — Конечно, всё это произошло только потому, что ты своими словами застала меня врасплох, и я почувствовала себя огорошенной. Но сейчас я понимаю, что ты рассказала мне то, что я обязательно должна была знать, и я теперь по-настоящему благодарна тебе».