Непрощённая

— Я вспоминаю, что у меня дома, в этом маленьком местечке в штате Теннесси, где я родилась... в местечке, которое мы называли «Место, где чешутся своими боками о деревья кабаны», хотя, конечно, у него было настоящее название — его называли Виллетсвилль... так вот, там у нас был один удивительный гусь, — начала она. Чувствовалось, что ей самой хочется как-то отвлечься, и что она хочет попытаться отвлечь и всех остальных. — Этот гусь никому не принадлежал. Он был ничей. Жил сам по себе. Но когда он шёл по главной улице нашего местечка, все — даже собаки — невольно уступали ему дорогу. С таким царственным видом он шествовал. Все знали этого гуся, и он тоже знал всех и всем помогал. Например, если какой-нибудь мужчина пьяным падал на улице, он вставал рядом и охранял его, не давая никому наступить на него. Да, все любили этого гуся. Но его почему-то невзлюбил наш проповедник. Он стал всё рассказывать, что это гусь совсем не такой умный, как кажется. А гусь словно почувствовал это. И принялся тоже нападать на проповедника. Стоило тому показаться на улице, и гусь принимался яростно шипеть на него, а потом вцеплялся ему прямо в штанину. Это надо было видеть! Он просто не давал ему проходу, гонялся за ним везде, где только мог...

Хейгер встала, чтобы наложить себе на тарелку еды.

— И у гуся, и у проповедника были свои сторонники. В результате все люди в нашем районе оказались разделены. Кто-то заговорил о том, что нам нужен закон, который регулировал бы поведение гусей на улице. Ему тут же возразили, что нужен закон, который регулировал бы поведение проповедников. Кто-то заговорил о том, что нам нужен закон, который регулировал бы поведение обоих. Борьба сторонников проповедника и защитников гуся всё разгоралась. Наконец, однажды поздним вечером, когда над нашим местечком сгустился сильный туман, проповедник схватил ружьё и выстрелил в ненавистного гуся, надеясь покончить с ним одним выстрелом. Но гусь сумел каким-то образом увернуться. Зато не смог увернуться констебль, которого проповедник не видел. В результате весь предназначенный гусю заряд попал в ногу констеблю. Констебль выхватил своё оружие и, превозмогая боль, выстрелил в ответ. И тогда...

В эту секунду Хейгер с полной тарелкой, прихрамывая, возвращалась на своё место. Внезапно по её лицу разлилась смертельная бледность, её пальцы задрожали, и тарелка выпала из них. Зеб Роулинс бросился к жене и помог ей дойти до кресла. Хейгер без сил опустилась в кресло и, закрыв лицо руками, разрыдалась.

— Я не могу так больше, — рыдала она. — Я не могу больше изображать, что всё хорошо, что всё нормально...

Зеб обнял её, пытаясь успокоить.

— Хейгер, тебе лучше прилечь, — сказал он. — Я сейчас согрею тебе постель, и...

— Нет! — воскликнула Хейгер. — Я не хочу ложиться в постель. Я просто не смогу лежать одна в тёмной комнате. Я этого не выдержу.

Все, кто находился в комнате, переглянулись. Но в глазах Хейгер читалась такая решимость, что никто не решился попытаться переубедить её.

Однако время приближалось к полуночи, и остальным надо было как-то устраиваться на ночлег. Бен и Энди Закари пошли спать в амбар. Джорджия предложила свою комнату Матильде и Рейчел, но её комната была так мала, что в ней всё равно мог поместиться лишь один человек. А сейчас Матильда и Рейчел ни за что бы не согласились расстаться друг с другом. Джорджия только развела руками и выскользнула из дома. В другое время Рейчел подумала бы, что Джорджия решила воспользоваться этим шансом, чтобы пофлиртовать с ребятами, но сейчас ей было совсем не до этого.

Матильда и Рейчел вернулись в гостиную и кое-как расположились в креслах. Вскоре они задремали.

В конце концов Зеб Роулинс, который сам тоже дремал в кресле, снова сделал попытку уложить Хейгер в постель. Но Хейгер вновь отказалась.

— Ну что ж, — смущённо пробормотал Зеб, — тогда я сам, пожалуй, пойду спать.

Он быстро вышел из гостиной. Теперь в ней остались лишь три женщины — сама Хейгер и Матильда с Рейчел.

Время тянулось невыносимо медленно. Наконец Рейчел не выдержала и задремала.

Её разбудил голос Хейгер. Услышав его, она открыла глаза и огляделась. Часов в гостиной не было, но судя по тому, что дрова в камине почти полностью сгорели и подёрнулись сероватым налётом пепла, время близилось уже к рассвету.

— Я молюсь лишь о том, чтобы она была уже мертва. Чтобы Господь избавил её тем самым от дальнейших мучений, — сказала Хейгер. Она уже не плакала. Её голос звучал отрывисто и чётко.

— Хейгер, что ты говоришь, — попыталась слабо возразить Матильда.

— Я знаю, о чём я говорю, — произнесла женщина. — Я сама когда-то попала в руки краснокожих дикарей. Поэтому я очень хорошо знаю, о чём я сейчас говорю.

Так, в эту страшную ночь, Матильда с Рейчел узнали о том, что когда-то произошло с Хейгер, что сделало её походку такой странной и так изменило её характер. Они не могли ни заставить её замолчать, ни заткнуть свои собственные уши, чтобы не слышать её, и им волей-неволей пришлось выслушать историю, которую они меньше всего хотели узнать.