Непростое наследство

Всем видом я старалась показать, что никакой беседы и тем более откровенной заводить не собираюсь. Зачем вообще сунулась сюда в такой час? Стоило бы послать Терка или Кайру с запиской и назначить время для визита. Но откуда было знать, что Равьен в Леайте настолько известен, раз принимает по времени? До этого дня я в жизни не вела дел с нотариусами. Разве что в аптекарской лавке, когда те просили какое-то снадобье. Один, к примеру, был постоянным клиентом. Судя по заказам, проблем в его жизни находилось немного — бессонница, молодая жена, требующая укрепления мужских сил, и запоры, повторяющиеся с завидным постоянством.

— Вас ведь не было в Леайте много лет, госпожа Ирмас? — не отставал незнакомец.

— Простите, но с кем имею честь?

Мужчина, кажется, опешил и собрался ответить что-то столь же медоточивым тоном, как его прервало появление господина Равьена. Нотариус вышел из кабинета, провожая клиента, сухонького старичка с жиденькой бородкой.

Я сразу же поднялась, намереваясь подойти и попросить о встрече. Но секретарь опередил. Услышав, кто пожаловал к нему, нотариус сдвинул очки, вежливо кивнул и произнес:

— Госпожа Ирмас, я приму вас. Но придется подождать.

— Как скажете.

Пожилые господа-просители окинули неодобрительными взглядами. До меня донеслись приглушенные слова — что-то о манерах современных девиц. Молодой мужчина(какое счастье!) направился в кабинет к Равьену.

Нет, ну а что вы, собственно, хотели? В приюте озаботились разве что необходимостью учить воспитанников читать и писать. Благо, это я и раньше умела. В школе травничества к образованию подходили всерьез. Ну, а манерам, как полагалось в благородных домах, меня не обучал никто. Да и жизни в большом городе они бы только помешали. Куда эффективнее послать поганца, желающего сорвать с пояса кошелек, в темную сшейдову нору, чем битый час раскланиваться с ним и осыпать комплиментами.

Анри Равьена я молодым не помнила. Он всегда был высоким сухощавым стариком, носившим неизменный темно-серый костюм, очки с круглыми стеклами и аккуратно выстриженные бакенбарды. Вид строгий и какой-то торжественный. Если однажды мне доведется писать завещание, я пойду именно к такому человеку. У него же будто на лбу написано, что каждый из секретов будет сохранен на веки веков.

— Госпожа Ирмас, — развел руками он. — Поверить не могу.

К тому времени, как подошла моя очередь, за окном стемнело, и секретарь озаботился необходимость зажечь дополнительные свечи.

— Сколько лет минуло?

— Десять.

— Ах, да, десять.

Даже улыбка и голос у нотариуса были сдержанными и крайне загадочными. Боюсь представить, сколько он знает о жителях Леайта.

— В последний раз я видел вас маленькой девочкой.

— А я вас помню таким же, — улыбнулась в ответ. — И была удивлена, получив письмо.

— Простите, если оно вас опечалило.

Сказать по правде, до сих пор не поняла, что чувствую. Смерти тетке, несмотря на взаимную нелюбовь, никогда не желала. Выплакав все положенные слезы на жесткой приютской кровати, я решила жить словно госпожи Женивы никогда и не было. До письма от нотариуса вроде бы выходило.

На лице Равьена промелькнуло любопытство. Но, очевидно, смекнув, что сетовать и смахивать притворную слезу я не собираюсь, он предложил присесть.

— Прежде, чем мы начнем, госпожа Сорель, есть одна формальность. Простите, но в последний раз я видел вас ребенком и с тех пор…

— Давайте ваш камень, — не дала договорить я. — Сегодня утром меня не узнали Марта и старый Терк. Не стоит ничего пояснять.

Нотариус доброжелательно кивнул, обрадованный подходом к делу, и поставил передо мной широкую шкатулку из красного рахмальского дерева. Внутри на бархатной подушечке находился истинный камень размером с мужскую ладонь. Гладкий, отполированный сотнями, если не тысячами прикосновений, он тускло поблескивал в свете свечи. Такие имелись у каждого, кто занимался юридическими и судебными делами. Лучший способ проверить лживые показания или подлинную личность. Правда, находились умельцы, способные обойти магию камня.

— Прошу, приложите руку и произнесите имя.

Я выполнила указание. Истинный камень загорелся нежным синеватым цветом.

— Чудно, — улыбнулся нотариус и убрал шкатулку. — Не знаю, имели ли вы какую-то связь с покойной тетушкой в последние годы, но она не оставила касательно вас никаких особых указаний.

В ответ я кивнула и придержала замечание, что именно старая карга могла написать в особых указаниях, надумай кто-нибудь спросить.

— В последний свой визит она, — Равьен помедлил, подбирая слова. — Отозвалась о вас, как о не слишком достойной девице и не сказала ничего касательно завещания.

— Позвольте уточнить, господин Равьен. Что значит «недостойная девица»?

— Хотите услышать?

— Да, хочу.

Вряд ли за многолетнюю практику находилось что-нибудь способное смутить нотариуса. Но все же он слегка понизил голос.

— Покойная госпожа Ирмас назвала вас «вертихвосткой, не способной работать и вероятно нашедшей место в одном из публичных домов, к чему располагает дурная наследственность».