Непростое наследство (СИ)

- Тише. Не сопротивляйтесь туману, - ладони Реджиса легли на плечи, заставляя вздрогнуть от холода, источаемого перстнем. - Закройте глаза и расслабьтесь.

Назойливым стуком в дверь боль давила сильнее и сильнее. Я едва слышала голос дознавателя, все больше поддаваясь панике, чувствуя, как сознание против воли тонет в молочно-белой мгле.

- Не сопротивляйтесь, - где-то далеко прозвучали слова Реджиса.

Я выдохнула, подчинилась и растворилась в тумане, за которым пришла темнота.

В ней звучал плеск волн. Я чувствовала, как те подкатываются все ближе, шелестят, вороша песок. Он быстро теплел, раскалялся в одно мгновение. Хотелось попятиться от брызг, обжигающих ступни.

Почему-то не мои.

Но было нельзя. Волны становились сильнее, выше и окатывали уже целиком, принося мучительно звенящую в ушах боль.

Снова не мою.

Я наблюдала со стороны. Со всех сторон. Я не была тем, кто очень страдал, но чувствовала отголоски мучений. Вот этот кто-то собирается с силами, тяжело дышит, пытается выстроить стену из мелких камешков, разбросанных по берегу. Судорожно собирает их, сгребает вместе с песком и мусором, торопится, зная о приближении новой волны. Та совсем близко, и он ждет, боится, сжимается, а потом кричит от боли и ужаса, ведь стену смыло, а другой защиты нет. Он не сдается, пытается снова и снова, пока в бессилии не падает на невидимый берег, позволяя размыть остатки жалкой стены.

Из темноты появился город. Вспыхнул так ярко, что захотелось заслониться, но было нечем. В отличии от другого, я стала бестелесной, неспособной управлять ничем, особенно видением. Кто-то меж тем шел вперед, скрипел зубами и находил отвратительной грязь на дороге, по которую приходилось ступать. Связанные руки с обломанными ногтями были покрыты ссадинами. Люди вокруг смеялись и тыкали пальцами. Справа швырнули гнилое яблоко, оно больно ударило в висок и, разбившись, сползло по лицу, оставляя противный след. Кто-то замедлил шаг, и в спину толкнули. Лужа под ногами вдруг бросилась в лицо, окатывая зловоньем.

Не меня.

- Вставай, сучий сын, - рывкнули над головой. Больно схватили за воротник рубашки, что моментально промокла и прилипла к телу, потом за волосы, заставили встать и снова идти. Вперед, к длинному безликому зданию, где поблизости ошивались ублюдки из городской стражи.

Ненавижу этих скотов, с каждого бы шкуру спустить. Топчутся тут, скалятся, твари, небось решили поразвлечься к вечеру. Всех хочу на куски разорвать.

Не я.

Миг вздрогнул, померк, а потом в нос ударила вонь мокрой псины и гнилой соломы. Сырость, пробирающая до костей. Едкий дым от тлеющих мокрых веток в покосившейся печи. Да какая тварь развела проклятый огонь? Барт, тощий старый урод, хочет, чтоб все за ночь передохли?

- А, ну, иди сюда, помойная крыса. Хорошо было сидеть весь день под крышей, а? Так пригрелся, что дров хороших не нашел? Плевать, где возьмешь сухое - тряпье свое вонючее жги!

И голос не мой.

Старик сжался в углу, завизжал, мелкие глазки злобно сверкнули. Это он, он стучит стражникам чуть что за лишнюю корку хлеба. Придушить бы сволочь.

- Разводи огонь, нечего скулить.

Завтра побежит жаловаться, покажет синяк, будет шамкать беззубым ртом, ныть, а потом получит подачку и вернется довольный. Будет хихикать, пока меня выводят на двор. Как же ненавижу. Ненавижу.

Снова не я.

После был полутемный зал, где играла лютня. Расстроенная и паршиво звучащая, бьющая по мозгам, плаксивая дрянь. Противная, как и девка, что перебирала струны. Тощая, с жидкими волосами и острой крысиной рожей. Такая отвратная - кусок в горло не полезет. Неужто в этой дыре помилее не нашлось? Харчи хуже некуда - собаке не подашь, еще и на уродину смотреть? Тьфу! Сшейды бы все вокруг сожрали.

Плевок угодил на земляной пол. Стол дрогнул, стоило облокотиться, огонек от лучины заплясал и чуть не погас. А еще мучительно ныли ноги в жестких сапогах.

Не мои ноги.

За столом в углу сидели двое пьяных в доску аристократов. Разряженные что фигляры на ярмарке, шумные как сороки и, верно, с карманами, полными денег. Позолоченные ублюдки. Раз уж повезло, надо бы делиться.

Виски заломило уже у меня. Зал деревенской таверны исчез в темноте. Чья-то сила потянула в сторону и швырнула в ясный яркий день, на улицу, где нестройными рядами стояли низенькие деревянные домики. Издали доносились крики чаек и шум моря.

Ноги снова болели после долгой дороги, но оставалось чуть-чуть. Впереди нужный дом. Старая скряга, что пожалела выслать денег, давно здесь прижилась. Поняла, что глаза подводят, бросила работу и приплелась в деревню. Скопила видно немало, раз собралась сидеть на старости лет сложа руки. Дура. Не могла найти мужа побогаче? Все таскалась за каким-то моряком и осталась с носом, пока тот пригрелся у богатой женушки под боком?

Рука с силой толкнула скрипучую калитку. Потом входную дверь, откинула сшейдову звенящую штору из ракушек.