Непростой выбор

«— Мышка, возьми в моём чемодане фотоаппарат, хочу, чтобы сегодня было много фотографий. — Море резал рыбу на стейки, хотел пожарить её на углях. — Я был здесь в 2008 году. О, знаешь, какие потрясающие здесь закаты! Хочу оставить на память как можно больше фотографий. Постарею и вспомнить не смогу. А так, взглянул на фото, и всё в памяти освежилось. — он улыбнулся своей же шутке, но я этого не увидела, а услышала по голосу. Прошла в соседнюю комнату, достала из-под кровати его чемодан, открыла. Сверху лежал хороший полупрофессиональный зеркальный фотоаппарат, а под ним рисунок на белом листе. Я не хотела что-то разглядывать в его чемодане, но увидела надпись «Папочке» на листе сверху. Сердце болезненно сжалось. Я взяла в руки рисунок. На нем детской рукой были нарисованы человечки: папа, мама и двое детей. Солнышко неровным оранжевым кругом выделялось в углу листа. Сзади нарисован был дом, а внизу неаккуратно, но старательно было выведено «люблю». На рисунок упала и разбилась капля. Я вытерла глаза, провела ладонью по нему, убирая слезинку, убрала лист обратно в чемодан и закрыла его. От слабости ноги подкосились, я присела на пол и закрыла ладонями лицо, чувствуя, как тошнота подкатывает к горлу. Он нужен детям. А сейчас он рядом со мной, буквально за стенкой, готовит нам ужин и планирует сегодня фотографировать со мной закаты в горах. Кто я такая? Разве могу я его просить быть рядом со мной? Разве могу претендовать на него? Нет, не могу. Я ощутила себя такой несчастной. Нет, не то чтобы я не знала, что у него есть дети и жена. Просто они для меня всегда были призрачны, будто нет их. А когда я увидела прямое доказательство того, что они есть, что они из плоти и крови…, как же оказалось больно падать вниз, взобравшись так высоко. Слезы струились из глаз и разбивались о вельветовые коричневые спортивные брюки, в которых я сегодня была. Захотелось оказаться где угодно, но только как можно дальше от этого чемодана, который хранил в себе частичку семьи Моря. Хотелось перестать ощущать себя такой испорченной.

Я в одночасье стала себе так противна, будто на меня вылили ушат грязной воды, помоев каких-то. В горле стоял комок, слезы струились по щекам, я перестала их вытирать, плечи беззвучно тряслись. Я со всей полнотой чувств ощутила, что наша связь с Морем может причинить кому-то боль.

— Что такое, Мышка? Ты плачешь? — он зашёл в комнату и обнаружил меня сидящей на полу и отчаянно жалеющей себя. Слезы промочили брюки, нос покраснел и распух, а глаза щипало от попавшей в них туши. — Что произошло? — голос его был как мёд сладок и нежен. Он обволакивал меня.

— Я п-плохая и мне н-надо уехать сегодня ж-же. — от рыданий началась икота, как со мной бывало с самого детства, и я не могла с этим ничего поделать. Я понимала, что выгляжу не лучшим образом, но мне было решительно всё равно.

— О чем ты говоришь? Почему ты плохая? Я ничего не понимаю. — что мне нравилось в нем, так это то, что он никогда не повышал голоса. Даже когда всё шло непонятно как, он всегда себя держал в руках и не унижался до крика. Вот и теперь спокойно и рассудительно спрашивал, в чём причина моей истерики. Но я не могла говорить не икая, а это меня саму начинало раздражать. Потому я молча открыла его чемодан одной рукой, всё ещё сидя на полу, и, вытащив рисунок его дочери, протянула лист. Он молча смотрел на рисунок и по тени, пробежавшей по красивому лицу, я поняла, что он его не видел. Очевидно, уже после того, как он собрался, ребёнок положил его в чемодан.

— Ты нашла это в моем чемодане?

— Д-д-а.

— Мне жаль. Если бы я знал, что он там лежит, я бы не просил тебя заглянуть в него и взять фотоаппарат. — я слышала искренность в голосе, и оттого еще горше стало на душе. Я поняла, что и Море испытывает те же эмоции, и ему тоже невообразимо тяжело так жить, как живём мы. Иметь семью, улыбаться родным детям, говорить, что все хорошо, но ощущать, как ты несчастен в браке и желать быть далеко от всего с единственным человеком. Нет, это не значит, что дети не нужны, разве это возможно? Но как хочется забрать детей, его и моих, и оказаться вместе с ними далеко-далеко, пусть даже здесь, высоко в горах. Ощущая себя одной большой семьёй. Но это невозможно. Дети бесхитростны и могут, даже не желая того, выдать неверных родителей.

— Почему всё так? — слёзы перестали струиться из глаз, но состояние было такое, словно меня за ноги привязали к лошади, и она протащила меня по земле великое множество километров.