– Вехи смещены на девять, корректировка восемьдесят два процента, угол дифферента шестьдесят три градуса… Ошибка навигации 27М, Игнатьич. Разорви скварр этих операторов с «Сириуса».
Бортинженер витиевато ругнулся.
Немезида тяжело продиралась сквозь переход.
– Перегрузка. Опасный крен на правый борт, – сообщил искин.
Павел покраснел от напряжения. Крохотные, словно японский бисер, капельки пота выступили на лбу и висках, собираясь и стекая тонкими кривыми ручейками за воротник кителя. Руки вспотели. Искин настойчиво предупреждал об опасности:
– Опасный крен на правый борт. Вероятность изменения координат точки выхода восемьдесят три процента.
Сергеич покосился на ретранслятор, поморщился:
– Семь минут до выхода из транзакции, Паш. Точка сборки три минуты.
– Зараза. Выровняться бы. Крутит, как сосиску в кипятке, – капитан вглядывался в черноту в поисках выхода. Немезида устремилась вперед в надежде на спасение. – Вернусь на «Сатурн», подам рапорт, пусть разбираются с этими охламонами из диспетчерской.
Утробный гул системы оповещения резко сменился ревом сирены. Немезида дёрнулась вперёд и завалилась на правый борт.
Капитан и бортинженер видели, как на схеме корабля срабатывают, захлопываясь одна за другой, защитные перегородки, ограждая небольшой экипаж от беды.
– Разгерметизация грузовых отсеков два, три, четыре, пятнадцать, – металлический голос звучал как приговор.
Экраны в одно мгновение окрасились красным.
Судно содрогнулось от взрыва. Волна вдавила барабанные перепонки, смяла лёгкие, грудные клетки затрещали от перегрузки.
– Зараза, – Сергеич рванул аварийную консоль на себя. – Генератор в труху. Пожар в пятом секторе.
Капитан молчал: перед глазами мелькнуло, наконец, окно выхода из транзакции. С чудовищным креном, практически брюхом вперед, разрывая плотные «стенки» коридора, Немезида прорвала тонкую фотонную плёнку на выходе и вырвалась в открытый космос, а в следующее мгновение корабль погрузился в темноту.
***
Первым очнулся Сергеич.
Захлебываясь рвотой, он лишь догадывался по миганию экранов о вое сирены, о том, что искин без устали сообщает перечень повреждений.
– … в третьем отсеке, – сквозь ватную глухоту контузии донеслось до бортинженера. – Разгерметизация в зонах два, шесть, двенадцать, пятнадцать, двадцать четыре. Пожар в отсеках пять, три, восемь, одиннадцать…
Он не слушал: бросив взгляд на грузовой отсек, заметил сразу пурпурно-красные отметки у развороченных взрывом шлюзов: сдетонировал пиротрил.
– Что ж за день такой невезучий сегодня, – пробормотал он, высвобождаясь из защитного поля. – Пашка!
Капитан не отвечал: голова запрокинулась, руки беспомощно свисали с подлокотников. Бортинженер автоматически потянулся к карману с пневмошприцем.
– Паш, щас. Потерпи, только дотянусь до этой чертовой заразы, – тихо ругался Сергеич, с трудом сгибая руки в локтях и разжимая пальцы.
Кое-как встав, он перевалился всем весом на кресло капитана, вколол в плечо стабилизатор, потрепал старого товарища по небритой щеке и тяжело плюхнулся обратно в свое кресло – сверять отчет о повреждениях с данными сканирования.
Павел Игнатьевич вяло пошевелился.
– Капитан, докладываю обстановку, – прокричал Сергеич (из-за контузии он все еще неважно слышал). – Предположительно по причине инерции при совершении маневра выравнивания корабля вызвавшего срыв креплений контейнеров с пиротрилом, взрывчатое вещество активировалось и взорвалось. Повреждены семь секторов и пять отделений грузового отсека и шесть из восьми верхнего. Отказ импульсных двигателей и обоих генераторов. Пожар с третьего по седьмой блоки реакторного отсека. Предлагаю раскрыть одномоментно шлюзы. Правда, для обратной закачки кислорода потребуются генераторы, а они у нас тю-тю, придётся воспользоваться скафандрами. Но нам же это не впервой, да, Паш? Ты как, Паш? – он оглянулся на товарища: тот бестолково тряс лобастой головой, бил себя по щекам.
– Борь, – прохрипел он, – как пиротрил мог сдетонировать? Вакуумные контейнеры, стандартные крепления, всё ж рассчитано на перегрузку.
Бортинженер посмотрел исподлобья, хмыкнул, вставая:
– Я. Все по инструкции, – он прищурился. – У нас разгерметизация нижнего яруса. Всего грузового отсека, считай, нет. Хвостовая часть разворочена так, что мама не горюй… Паш, нам лететь не на чем. А ты интересуешься, с чего это пиротрил бабахнул.
Он мрачно посмотрел на капитана. В серых глазах мелькнула догадка:
– Думаешь, я недосмотрел? Ты еще скажи, что это я специально подстроил?
Павел Игнатьевич неловко заерзал в кресле, отвел взгляд. Сергеич буравил его насквозь, сплюнул под ноги:
– Ясно, – протянул мрачно. – Думаешь, из-за Ритки… Сорок лет ждал. И вот, дождался… Отомстил вроде как.
– Ну, просто странно это всё. Видимо, флуктуация какая-то.
Сергеич фыркнул, вытер рукавом кровавую дорожку под носом:
– Настолько странно, что друг, которому верил больше, чем себе, записал тебя в подлецы и предатели. Определенно, «флуктуация» какая-то.
Павел Игнатьевич нахмурился, сдернул верхнее крепление на воротнике кителя.