Солу тут же припомнилась оброненная мед-братьями ночью фраза, из которой он расслышал лишь одно слово — завтра. Неужели они имели в виду сегодняшнее происшествие? Что Аксель коварно спихнет на голову доверчивому новичку вазу, тот непостижимым образом останется жив — крепкий организм достался от природы,— а добрейший доктор Фуджи непонятно зачем прикажет выселить Годдарда с тем, чтобы именно в его апартаментах поместить раненого?
Медбратья внесли носилки и практически сразу вышли, погасив свет и прикрыв за собой дверь комнаты. Аксель почувствовал непреодолимое желание увидеть беднягу. Быть может, принести ему свои извинения, если понадобится, нарушив ради этого покой раненого. «Наверняка это новый пациент доктора Фуджи», -само собой пришло объяснение вопроса. Парень только что побывал у доктора, немного заплутал, отыскивая свой номер и тут я его… Аксель почувствовал острые угрызения совести. В конце концов от кого он прячется? Рано или поздно — все равно придется отвечать за содеянное. Откуда эта страусиная тактика?
Он решительно вышел, остановился на миг у порога девятнадцатой и с тяжелым сердцем отворил дверь. Все так же накрытый простыней человек лежал на кровати, собранные носилки почему-то остались здесь же прислоненными к стене, словно ими собирались воспользоваться в самое ближайшее время. Он и не заметил, как в комнату пробрались сумерки. Сейчас человек выглядел скорее покойником. «Наверняка накачали парня какой-нибудь дрянью, чтобы не чувствовал боли», — решил про себя Соломон. В этот миг ему пришло в голову, что после перенесенной травмы парню требовалась срочная многочасовая операция на мозге, если только… Если только он не ошибся, и парню не посчастливилось отделаться легким испугом. Уму не постижимо! Но если так, и повиниться ему не удастся, он по крайней мере узнает, насколько серьезна травма.
Аксель вернулся к двери, зажег свет и решительно стянул с головы раненого простыню. О Боже… Он невольно опустился перед постелью на колени и с замиранием сердца взял свесившуюся к полу руку. Анна… В тот же миг сердце отчаянно заколотилось в груди, из головы вылетели все вопросы, всего мгновение назад не дававшие ему покоя. Он поднес ее нежную ручку к губам и благоговейно поцеловал. Анна спала. Ее высокая грудь с только что затянувшейся ранкой чуть заметно вздымалась на вдохах, и Соломон невольно залюбовался спящей. Господи, какое счастье, что все происшедшее на поверку оказалось лишь дурным сном! Он так и не понял, сколько простоял на коленях у ее постели, но на каком-то этапе осознал, что если не собирается будить спящую, то благоразумнее будет уйти и подумать о том, что делать дальше.
Аксель вернулся к себе и только тут почувствовал, что у него от волнения дрожат руки. Вот он и выяснил оба вопроса, ради которых приехал в клинику. Точнее, они сами выяснились, независимо от его желания. А в результате? А в результате он чувствовал ни с чем несравнимую радость, но, как ни странно, не испытывал и тени удовлетворения. Чего же тебе не хватает, Соломон Хук? Он попытался привести в порядок мысли, и когда это ему удалось, понял, что две вещи не дают ему покоя — потайная дверь и лысый незнакомец… Ведь он увидел лысого, когда тот выходил из потайной комнаты, а вовсе не искал свою! А это, в свою очередь, может означать только одно — никакой он не пациент! Он здесь свой!
Аксель решительно поднялся и посмотрел на часы — половина двенадцатого. Вот и закончился день, который он отпустил себе на поиски ответов. Теперь он должен решить для себя, что ему делать — вернуться в большой мир или остаться в клинике на ночь и постараться разъяснить все до конца? Колебания длились недолго. Нет, он не может вернуться, не прояснив до конца смысла происходящего в клинике доктора Фуджи. А в том, что в этом милом доме творится что-то неладное, Хук уже не сомневался.
Он вышел из комнаты, миновал лестничную площадку и начал спускаться по ступеням. Ему казалось, что каждая из них не просто скрипит, а тревожно поет под его ногами, предупреждая всех в доме: Соломон Хук спускается по лестнице! При всей своей нелепости мысль не показалась ему забавной. Такой громкоголосый герольд ему сейчас совсем ни к чему. Стиснув зубы, он старался ступать как можно мягче. Ночное освещение не слепило глаз, и в то же время позволяло нормально ориентироваться в обстановке. Он спустился на площадку первого этажа и огляделся — никого. Это хорошо. Соломон нырнул под лестницу, в то самое место, где увидел сегодня закрывающийся за Лысым дверной проем. Стену, как и на втором этаже, облицовывали дубовые панели, и на первый взгляд выглядела она совершенно однородной, но Аксель знал, что это впечатление обманчиво.