Непутевые заметки к путевым делам дипломатии, этнополитики, и не только. Часть I

С момента отъезда из Африки и до поступления в университет прошло ещё шесть лет. Нет, я не учился, как это принято в семьях российских дипломатов, в МГИМО. Даже до вступительных экзаменов дело не дошло. Научно-популярным языком мне дали понять, что без соответствующих «ресурсов» туда не попасть. Собственно, поэтому спокойно отнёсся к предложению попытать счастье в университете попроще. Примечательно, что в до ЕГЭшные времена вступительные экзамены в различные ВУЗы частенько проводились в одни и те же дни. В моём случае, если бы делалась ставка исключительно на МГИМО с его запредельным конкурсом, можно было легко пролететь мимо других университетских вариантов и в итоге пропустить целый год, скорее даже два. Доблестные вооружённые силы Российской Федерации были бы рады пополнению своих рядов ещё одним несостоявшимся студентом.

Опуская несущественные для этих «непутёвых заметок» подробности, я поступил в тогда ещё весьма приличный московский университет с аббревиатурой РГГУ, причудливым образом сочетавший в себе на рубеже тысячелетий профессорско-преподавательский состав из бывшей партийной школы КПСС (собственно, её комплекс зданий является основным в рггушной системе), Историко-архивного института и модную праволиберальную прозападную идеологию. В мою бытность студентом регулярными гостями-лекторами университета были, например, Михаил Горбачев, Гарри Каспаров, Виктор Шендерович и другие ненавистники всего советского, не говоря уже о так и не успевшем полноценно порулить в ректорском кресле Леониде Невзлине и его патроне по ЮКОСу – Михаиле Ходорковском, до своей «посадки» всего несколько месяцев побывшим председателем попечительского совета РГГУ.

Робкая мысль о том, что учёба в этом заведении будет тем ещё шапито с постоянными идеологическими противофазами закралась в мою голову уже на вступительном экзамене по истории (здесь нужно пояснить, что поступал я на юрфак по причине отсутствия на тот момент профильных международных факультетов и специализаций). На втором вопросе билета о сути рыночных реформ 90-х годов и ходе их реализации передо мной встал банальный как кожура банана выбор – отвечать «по правде» (естественно, такой, какой я её себе представлял) или «по правильному», т.е. задолго до открытия Ельцин-центра в Екатеринбурге – осыпать комплиментами образ великого демократа Бориса «панимаашь» Ельцина и его младореформаторов. В итоге мой ответ на вопрос билета состоял из рубленых фраз и алармистских штампов а-ля передовица главной в то время лево-оппозиционной газеты «Правда». Ставка на словесное линчевание Ельцина, Гайдара, Чубайса и ко полностью себя оправдала. Я получил от приёмной комиссии «отлично» и одобрительные комментарии относительно моей политической зрелости. Зато (или однако?) мой друг, сдававший историю в тот же день и тем же людям, получил на выходе «хорошо», только лишь потому что в целом положительно отозвался о «хрущевской оттепели». Как потом выяснилось, от него ожидали совершенно других оценок, поскольку тройка экзаменаторов, состоявшая из преподавателей бывшего Историко-архивного института, оказалась ещё и тройкой истинных сталинистов. И если с негативными оценками ельцинского периода на рубеже тысячелетий трудно было дать в штангу, то с Никитой Хрущевым всё было не так однозначно. В итоге, как и планировалось, я очутился на юрфаке, а мой друг из-за этого «четвертака» не смог составить мне компанию. Зато по сумме балов он прошёл на экономический факультет и, как впоследствии выяснилось, это стало лучшим из возможных вариантов. Для освоения дебета с кредитом и цитирования Адама Смита «хороших» знаний отечественной истории оказалось вполне достаточно, но совершенно недостаточно для зубрежки гражданского и уголовного кодексов. Теперь, вернее уже давно, он крутой финансист, а я ни дня не работал по специальности.

* * *