Нерассказанная история США

Безразличный к мировому общественному мнению, Буш 20 марта отдал приказ о массированном авианалете. Операция была названа «Шок и трепет» и основывалась на стратегическом исследовании Харлана Ульмана и Джеймса Уэйда, вышедшем в 1996 году. В нем говорилось: «Взятие страны под контроль должно осуществляться путем как физического уничтожения ее инфраструктуры, так и завладения важнейшими информационными и коммерческими потоками в как можно более сжатые сроки, поскольку это произведет эффект национального шока, подобного тому, который испытала Япония после применения ядерного оружия против Хиросимы и Нагасаки». Авторы объясняли, что цель заключается в «установлении режима шока и испуга путем мгновенного причинения разрушений почти немыслимых масштабов, что позволит оказать влияние в первую очередь на власть и общество, а не на армию, как было бы в случае ударов по стратегической военной инфраструктуре». При этом авторы предупреждали, что подобная стратегия является «совершенно безжалостной» и «абсолютно несовместима с американскими ценностями и культурным наследием»¹³⁶.

Но при Буше и Чейни произошла фундаментальная переоценка американских ценностей и культурного наследия. Ведущий NBC Том Брокау негодовал: «Чего мы точно не должны делать – это разрушать инфраструктуру Ирака, потому что через несколько дней нам самим придется управлять этой страной»¹³⁷. Рамсфелд отправился в Багдад выразить благодарность солдатам за их самопожертвование и там, как оказалось, слегка преждевременно заявил: «В отличие от многих армий мира вы пришли не завоевывать, а освобождать, и иракцы это знают… Многие… вышли на улицы, чтобы приветствовать вас, разрушить статуи Саддама Хусейна и отпраздновать обретение свободы»¹³⁸.

Антивоенный протест у монумента Джорджу Вашингтону. С приближением вторжения в Ирак к американским протестующим присоединились миллионы людей по всему миру. Число демонстрантов в Риме составило около 3 миллионов.

Тщательно срежиссированные кадры американской мощи и ликования иракцев быстро сменились кадрами иракцев, выносящих древние сокровища из музеев Багдада. Оказалось, что даже «ликование» не было таким массовым и спонтанным, каким его хотели показать. Знаменитая картина с иракцами, сносящими статую Саддама Хусейна на площади Фирдос, оказалась постановкой американских военных психологов, нанявших иракцев для сноса монумента¹³⁹.

После захвата Ирака следующими потенциальными целями для свержения правящих режимов стали Иран, Сирия, Саудовская Аравия, Ливан, Палестинская автономия, Судан, Ливия, Йемен и Сомали. Перл уже злорадствовал: «Мы теперь можем отправлять сообщения всего из двух слов: “Вы – следующие”»¹⁴⁰. В своей статье «Война за Ирак» Уильям Кристол и Лоуренс Каплан написали: «Мы находимся в преддверии новой эпохи». Они считали происходящее «решающим моментом», скрывающим в себе «нечто большее, чем взятие под свой контроль Ирака. На карту поставлена даже не судьба всего Ближнего Востока и войны с терроризмом. На карте роль, которую США будут играть в ХХІ веке». «Началось все в Багдаде, – признавали они, – но закончится отнюдь не там»¹⁴¹.

Неудивительно, что сирийский президент Башар Асад сказал 1 марта на саммите Лиги арабских государств: «Мы все находимся под прицелом… Нам всем угрожает опасность»¹⁴². Северная Корея пришла к тем же выводам, но предложила иное решение. Ким Чен Ир сказал, что Ирак допустил большую ошибку, не создав своего ядерного оружия. Если бы оно у него было, сказал Ким, США ни за что бы не вторглись в страну. Газета Rodong Shinmun [«Рабочая газета»], орган ЦК Трудовой партии Кореи (ТПК), заявила, что страна никогда не пустит к себе инспекторов и никогда не разоружится. Газета писала, что КНДР «уже постигла бы незавидная участь Ирака, если бы она пошла на компромисс и приняла требования империалистов и их прислужников о проведении инспекций и разоружении… Пусть никто даже не надеется, что КНДР пойдет на малейшие уступки и компромиссы»¹⁴³.

Помимо ядерного оружия, у Северной Кореи было еще одно «преимущество» по сравнению с Ираком: она не сидела на вторых по объему разведанных запасах нефти в мире. У иракцев не было иллюзий относительно побуждений Америки. Чем больше американские лидеры говорили о свободе, тем чаще иракцы слышали слово «нефть». Более трех четвертей опрошенных иракцев сказали социологам, что считают причиной американского вторжения желание получить контроль над иракской нефтью. В своем радиоинтервью в ноябре 2002 года Рамсфелд категорически это отрицал: «Чушь. Все совсем не так. Ситуация обросла кучей мифов… Нефть здесь ни при чем в прямом смысле этого слова»¹⁴⁴.