Нерассказанная история США

В 1945 году положение Японии ухудшилось еще больше, и некоторые руководители страны начали громко призывать народ к «100 миллионам смертей с честью», предпочитая капитуляции гибель всего народа. Но высшие руководители США, включая Маршалла и Стимсона, отмахнулись от этих напыщенных призывов, поскольку не сомневались: если Японию победить, она сдастся. В «Программе для Японии», которую Стимсон представил Трумэну в начале июля, утверждалось, что, несмотря на способность Японии к «фанатичному сопротивлению силам вторжения», с его точки зрения, «в условиях подобного кризиса Япония будет склонна в гораздо большей степени прислушаться к голосу разума, чем утверждается в нашей нынешней прессе и других комментариях. Далеко не все японцы безумные фанатики, чей менталитет в корне отличается от нашего»³⁰.

Споры насчет того, какой кровью обошлось бы вторжение, не утихают вот уже много десятилетий. Специалисты отдела планирования КНШ подготовили доклад для запланированного на 18 июня совещания членов КНШ с президентом, где высказали предположение, что в случае вторжения в Японию США потеряют 193 500 убитыми и ранеными. Некоторые оценки возможных жертв были выше, другие ниже. Трумэн сначала говорил, что погибли бы тысячи, но постепенно повышал число жертв. Позднее он утверждал, что, по словам Маршалла, во время вторжения погибло бы полмиллиона человек. Однако оснований для таких утверждений так и не нашли. По собственным оценкам Маршалла, число вероятных жертв было намного ниже, как и по оценкам генерала Макартура, отвечавшего за планирование вторжения.

Но война тянулась один кровавый месяц за другим, и перспективы вторжения становились туманными. К концу 1944 года японский флот был почти уничтожен: он потерял семь из 12 линкоров, 19 из 25 авианосцев, 103 подлодки из 160, 31 из 47 крейсеров и 118 из 158 эсминцев. Авиация также понесла большие потери. Поскольку от системы железных дорог практически ничего не осталось, продовольственные пайки сократились, а боевой дух народа резко упал, так что некоторые японские политики опасались народного восстания. Принц Фумимаро Коноэ, трижды занимавший в 1937–1941 годах пост премьер-министра, направил императору Хирохито в феврале 1945-го докладную записку: «Вынужден с глубоким сожалением сказать, что поражение Японии неизбежно». Он предупредил: «Чего нам нужно опасаться на самом деле – это коммунистической революции, которая может вспыхнуть после поражения»³¹. По крайней мере с августа предыдущего года, после американской победы на Сайпане, Япония тайно стала рассматривать возможности закончить войну. Отчаяние Японии росло день ото дня, и это стало очевидным газетному магнату Генри Люсу, который весной 1945 года побывал на Тихом океане, чтобы своими глазами увидеть сложившуюся там ситуацию. Он писал: «За несколько месяцев до Хиросимы я был на корабле флота адмирала Халси, когда тот нанес удар по японскому побережью. Мне – как и многим старшим офицерам, с которыми я беседовал, – показались очевидными две вещи: во-первых, Япония разбита; во-вторых, японцы понимают это и с каждым днем все больше готовы к сдаче»³². Даже Ричард Фрэнк, чья книга «Крушение» содержит самое солидное обоснование атомных бомбардировок, заметил: «Логично предположить, что и без атомных бомбардировок разрушение системы железнодорожных перевозок вкупе с общим влиянием стратегии “блокады и обстрелов” создало бы серьезную угрозу беспорядков в стране, а следовательно, непременно вынудило бы императора искать возможность окончания войны»³³.

Но почему, если Япония не была нацией фанатиков-самоубийц, а ее шансы на победу в войне исчезли, ее вожди не капитулировали и не облегчили страдания солдат и мирных жителей? Ответ на этот вопрос лежит во многом в тех условиях капитуляции, на которых настаивали США, хотя и вину с императора и его советников полностью снимать не следует.

В январе 1943 года в Касабланке президент Рузвельт призвал к «безоговорочной капитуляции» Германии, Италии и Японии³⁴. Позднее он стал утверждать, что это заявление было спонтанным и застало врасплох даже Черчилля. В письме своему биографу Роберту Шервуду Черчилль поддержал эту версию: «Я впервые услышал слова “безоговорочная капитуляция” от Президента на [пресс-]конференции»³⁵. Хотя слово «безоговорочная» не вошло в официальное коммюнике о пресс-конференции, очевидно, что Рузвельт и Черчилль его заранее обсудили и согласовали. Последствия выдвижения такого требования окажутся колоссальными.