Неравный брак

Дальше гостиничной решетки их, конечно, не пустили.

– Где разрешение на съемку? – твердил толстый милицейский майор. – Нету разрешения – нету съемки. Какое мое дело, что дневной эфир! Кто отвечать будет за вас, а? Пускаем только экстренные службы, сами же видите.

Экстренные-то службы понятно было что пускают. Вдалеке, у самого крыльца гостиницы, мелькали люди в камуфляже, еще в какой-то форменной одежде. Владик на всякий случай отснял и их, и предполагаемого террориста, сквозь изморось едва заметного на балконе пятого этажа, у водосточной трубы. Женя на пять минут тормознула анонимного фээсбэшного начальника и выжала из него несколько обтекаемых фраз. Но для приличного репортажа всего этого, конечно, было недостаточно. Оставалось утешаться только тем, что не пустили и другие съемочные группы.

«Своей работой надо заниматься, – сердито подумала Женя, – а не баловаться от нечего делать. Левашов бы уже по воздуху через решетку перелетел!»

По воздуху или нет, но Андрей Левашов уж точно стоял бы сейчас там, где толпились люди в разномастной форме. Он работал криминальным корреспондентом много лет, еще до образования «ЛОТа», и все милицейские начальники действительно пускали его повсюду, часто даже сами звали. Андрей и сейчас наверняка был бы здесь, если бы не уехал вчера в командировку.

– Поехали, Влад, – сердито позвала Женя. – Хватит права качать. Смотри, все уже разъехались.

– Да хоть теперь-то могли бы пустить! – то ли ей, то ли майору громко сказал Яркевич. – Уже взяли ведь козла этого, ничего не взорвалось, фиг ли теперь не пускают?

Жене надоело препираться. Сколько можно, с утра только этим и занимаются! Отвернувшись от доругивающегося с майором Яркевича, она рассеянным взглядом следила, как на глазах редеет толпа любопытных вокруг гостиницы.

Она не то чтобы устала, но чувства ее притупились от долгой сегодняшней неразберихи. Из-за этого она даже домой не торопилась, хотя голова совсем промокла под мелким дождем: вдобавок ко всему Женя забыла зонтик. Она поежилась – на минуту показалось, что дождь залился за шиворот и по спине бежит холодная струйка.

И в то же мгновенье Женя почувствовала, как эта струйка становится теплой, горячей, обжигающей… Не успев понять, что же такое происходит, она медленно обернулась, как будто хотела разглядеть, из-за чего пробежал по ее спине этот неожиданный жар, – и уже чувствовала, уже знала…

Он стоял в нескольких метрах от нее, почему-то держась рукой за черную чугунную решетку. Ничего она не разглядела сразу – ни лица его, ни глаз – только побелевшие от напряжения пальцы. И ничего не успела понять. Следующие секунды – или минуты? – выпали из сознания, из памяти, из жизни. Это были последние отделявшие от него секунды, и этого времени не должно было, не могло быть. Как не могло быть всех бесконечных минут, дней, месяцев, отделявших от него.

– Юра… – Вместо собственного голоса она слышала только непрестанный, изнутри разрывающий голову звон. – Что же ты молчишь, у меня сердце сейчас остановится…

И тут же почувствовала, что пустого времени больше нет, потому что его руки наконец сомкнулись у нее за плечами волшебным кругом, в котором обо всем можно было забыть.

Глава 13

– И что же потом?

– Не знаю, родная моя. Как в тумане. Хотя ведь наоборот, да?

– Я совсем бесчувственная, Юра! Ты так давно здесь, а я не чувствовала. Но это, знаешь, наверно, потому, что ведь и правда все равно, тысяча до тебя километров или десять. Раз они все-таки есть… Ты почему смеешься, я глупости говорю?

– Что ты, какие же глупости! Просто мне это тоже одинаково было, Женечка, – тысяча или десять… Ты куда?

– Никуда. Повернулась неловко. Думаешь, от тебя куда-то хочется уходить?

– Никогда ты меня не простишь.

– Не говори этого ничего, Юра, милый мой… Обними лучше, как сразу обнял.

– Вот, а теперь ты смеешься. Почему?

– Потому что ты как Хома Брут. Или я как Хома Брут? Помнишь, как он волшебным кругом от нечистой силы отгораживался? Ты так и обнимаешь.

– Устала?

– Без тебя? Устала.

– Нет, сейчас – устала? Губы усталые, глаза усталые – камешки мои милые. Колечки на лбу усталые. Не смейся, ненаглядная моя. Еще разок меня поцелуй, если не устала.

– Разок?

– Сколько сил хватит!

Юре казалось, что совсем недолго длится их прерывистый шепот, и поцелуи, и все, что с ними происходит, – один миг. Но в комнате было уже темно, зажглись во дворе фонари, и только поэтому он понимал: давным-давно они лежат, обнявшись, на кровати, и день этот в самом деле длится дольше века.

Борька, как всегда, сориентировался быстрее всех.