Неравный брак с довеском

Вибрирующий шелест за окном впервые не обрадовал. Милка поднимать головы не стала, наоборот даже — как-то непроизвольно втянула её в плечи. И поймала презрительно-торжествующий взгляд Реоллы. Правда, торжествовала та недолго — забывшись, поднялась слишком резко, задела правой рукой за край стола, зашипела, прижимая её к груди, и к окну уже не подбежала, а, скорее, подковыляла, морщась и сопя.

Стало совсем кисло.

Доверили ребёнка, называется…

— Папка, привет! Мы тут!

Одно радует — на лице у этого милого ребёнка никаких повреждений. И с зубами вроде всё в порядке. Да и рёбра целы — вон как орёт, со сломанными бы не поорала, наверное, ушиб просто… Сейчас начнёт жаловаться, не зря же голосочек такой зловредно-сладенький…

Имеет право.

И попробуй, объясни любящему родителю, что его обожаемое чадо — вовсе не тот ангелоид, образ которого он нежно лелеял в сердце последние десять лет…

— Как вы тут? Не скучали без меня? — Сиеста вошел с веранды прямо через огромное окно, мимоходом потрепал Реоллу по отливающей металлом коротенькой щеточке волос, подсел к Милке.

Милка постаралась не поворачиваться к свету левой стороной лица, где расплывался по скуле тщательно замазанный тональником, но всё-таки вполне обнаружимый фингал, и потому ответить не успела.

— Ой, что ты! Тут было так весело! Юми столько всего умеет! Ты меня сюда ещё возьмёшь, правда? Нет-нет, ты пообещай, что обязательно возьмёшь! А я скучать буду! Очень! И Юми будет скучать без меня, правда, Юми?..

Бывают дети и… дети…

А бывают еще и такие вот…

Может, сказать Сиесте, что она просто не любит детей?

* * *

— Какая прелесть!

Это была игрушка. Когда-то он покупал такую Реолле. Лазерные пятнашки, рой нематериальных светлячков. Разноцветные огонёчки на световых ниточках.

Он купил её сегодня. Хотя и не хотел, потому что получалось как-то уж слишком похоже на то, о чём предупреждал Кес… демонстративно даже получалось. Не хотел, но в самый последний момент, уже сходя с орбитальной трассы, всё-таки купил. В какой-то сомнительной забегаловке для ясноглазых. Купил, успокаивая себя тем, что дарить не собирается…

А теперь был рад.

Потому что Реолла вздергивала подбородок чуть-чуть влево, и до неприличия длинные волосы свои упрямо держала двумя проборчиками, и бровью левою слегка косила. И в свете всего этого проскальзывающие в её голосе явственные нотки виноватой агрессивности значить могли только одно…

Необходимо было как-то спасать положение. А что годится для этого лучше старой доброй игрушки?

У Милки восторженно распахнулись глаза — один при этом раскрылся заметно уже другого. (Ох, Реолла, пороть тебя некому!..)

Больно…

Будем считать, что это больно за компанию. Всё-таки браслеты были самыми настоящими, чтобы по этому поводу кто ни думал. А кулачки у милой дочурки — те ещё, и нрав горячий. Мог бы и догадаться, чем кончится. Хотя бы на скаф ограничители поставить, дело-то двух минут. Не догадался. Слишком хотел, чтобы взаправду. Чтобы сами. Для того и задержался — время им давал на «подружиться», идиот. Что стоило хотя бы вчера приехать — ссадины у Юми совсем свежие… Вот и больно теперь. Именно поэтому больно.

А не потому, что пятнадцатый уровень…

Реолла презрительно задрала подбородок — ещё бы! У неё девятнадцатый, ей малышовские игрушки не интересны. Что ж, сама напросилась.

— Я думал, ты взрослая, — сказал он, переходя на элгву.

Юми глянула было вопросительно, но переспрашивать не стала. И говорить на понятном ей аурлинге не попросила. Нахмурилась только чуть и снова занялась пятнашками.

Реолла, продолжая мило улыбаться, ещё больше задрала подбородок. Начала с вызовом, тоже на элгве:

— А чё она первая!..

И замолчала, поняв, что подобный аргумент веским был бы уровня для шестого. Седьмого, максимум.

— Извини. — Сиеста свёл пальцы у подбородка жестом признания своей вины. — Ты была права, тебе здесь действительно нечего делать. И с моей стороны было чистым эгоизмом настаивать… Хорошо. Больше я тебя сюда не потащу.

— Ну и прекрасно! Можно подумать, я напрашивалась! Грязь, дикость, тоска, ни одного терми-фи на сто световых! Можно подумать — расстроюсь! Ха! Да я счастлива больше никогда не видеть твою недоразвитую…

— Олла.

Она много чего ещё хотела сказать, но укороченное имя подействовало. Засопела только возмущённо.

Странно.

На элгве трудно разобрать нюансы, но ему показалось, что злорадства в её основном посыле было гораздо меньше. И торжества тоже маловато. Зато присутствовало нечто совсем неожиданное и больше всего похожее на обиду. Впрочем, с этим дома разберёмся, а пока…

— Знаешь что, — Сказала Юми очень нейтральным тоном, по-прежнему глядя на синхронное мельтешение разноцветных огоньков, — Ты меня этому языку тоже научишь. Ладно?

Он узнал этот тон. И потому только кивнул. Смешком прикрыл неловкость, настраивая горло на тональный аурлинг и меняя тему разговора:

— Она не слишком тебя утомила? Понимаешь, она иногда бывает излишне… назойливой…