Нераздельные

— Я люблю тебя, Риса. До конца, каждой своей частью.

53 • Коннор

— Надеюсь, ты голоден.

Коннор вытягивает шею и видит Дювана, входящего с подносом в руках. Пленник отвечает тюремщику убийственным взглядом.

— Похоже, я зря надеялся, — говорит Дюван, — но все же советую покушать. И желаю тебе получить удовольствие от еды.

Дюван садится на единственный в комнате стул, ставит поднос на столик и снимает серебряную куполообразную крышку; из-под нее к потолку подымается ароматный парок.

— Ладно, — отзывается Коннор. — И тогда ты не сможешь расплести меня еще целые сутки. Ведь, кажется, так положено? Нельзя расплетать на полный желудок.

— Ох уж эта мне Инспекция по делам молодежи… — сетует Дюван, разворачивая салфетку с серебряным столовым прибором, — сколько у нее всяких правил и установлений. Но здесь у нас несколько иные подходы.

— Заметил.

В комнате воцаряются аппетитные запахи масла и чеснока. Рот пленника против воли наполняется слюной, и юноша еще сильнее ненавидит Дювана — по его милости даже собственное тело восстает против Коннора.

— Ты когда-нибудь ел омара, Коннор?

— Я думал, они вымерли.

— Их все еще разводят на частных фермах. Надо только знать, где искать.

Уголком глаза Коннор следит, как Дюван производит хирургическую операцию по вскрытию алого панциря и извлекает кусок бело-розового дымящегося мяса величиной с кулак.

— Если хочешь, чтобы я поел, придется развязать мне руки.

Дюван усмехается.

— Развязать тебе руки? Но тогда в твою голову, пожалуй, полезут всякие неуместные идеи, а они в свою очередь породят надежду в совершенно безнадежной ситуации. Подать тебе несбыточную надежду было бы очень жестоко с моей стороны, так что… прости, но твои руки останутся связанными. Как и все остальное. — Дюван режет мясо, а затем, нанизав кусочек на вилку, подносит его ко рту Коннора. — Я буду кормить тебя. Тебе остается лишь наслаждаться.

Коннор упорно сжимает губы, но Дюван терпеливо ждет, держа вилку у самого рта юноши. Ничего не говорит, просто ждет. Коннор осознает, что эта трапеза так же неизбежна, как его расплетение. Через пару минут он открывает рот, и Дюван скармливает ему самое дорогое кушанье, которое Коннору когда-либо доводилось есть.

— Коннор, прошу, пойми: я тебе не враг.

Проглотить это Коннору гораздо труднее, чем омара.

— Да ну? Что ты говоришь!

— Несмотря на то, сколько мне стоила твоя проделка со Старки, в моем сердце живет только восхищение тобой. Нельсон, может, и вел против тебя вендетту, но я — нет. Собственно говоря, не выражайся твоя стоимость цифрой со многими нулями, я, пожалуй, отпустил бы тебя.

Мысль о том, что его органы стоят миллионы, поражает Коннора до такой степени, что он молча посылает Дювану удивленный взгляд — не шутит ли тот случаем. Но Дюван невозмутимо подносит к губам пленника следующий кусочек.

— А чему ты удивляешься? Ты же мировая знаменитость, кумир масс. По правде говоря, твой аукцион принес мне вдвое больший барыш, чем я ожидал.

— Так ты меня уже распродал?

— Аукцион закончился час тому назад. Покупатели живут во всех частях света. — Дюван улыбается. — Над тобой никогда не будет заходить солнце, Коннор Ласситер. Очень немногие могут сказать о себе то же самое.

И он гладит Коннора по волосам, словно любящий отец. Юноша отворачивается, но Дювана это не останавливает.

— Я разрешил тебе меня покормить, — цедит Коннор. — Но трогать не разрешал!

— Прости, — говорит Дюван и отправляет ему в рот ложку чесночно-овощного гарнира. — Хочешь верь — хочешь не верь, но я чувствую душевную близость со своими расплетами. Знаешь, иногда я сажусь рядом, подбадриваю, когда они едут в операционную камеру. Большинство, конечно, глухи к моим утешениям. Но время от времени в их глазах, обращенных ко мне, читаются понимание и признательность. Не много найдется на свете вещей, доставляющих такое удовлетворение.

— А что с остальными, которых ты распродал сегодня? Над ними солнце будет заходить?

— У каждого расплета свой путь следования, — поясняет Дюван. — Сегодня было продано пять, и продано быстро. — Помолчав, он добавляет: — Мальчик перед тобой ушел всего лишь к трем покупателям. Они его, само собой, перепродадут; но пока я получаю свою цену, что они будут делать со своим товаром, меня не касается.

Коннор делает глубокий, дрожащий вдох, надеясь, что Дюван его не заметит. Тот и не замечает: больше заинтересованный в продолжении банкета, он кладет в рот Коннору очередной кусочек волокнистого белого мяса.

— Ну, как тебе омар?

— Как креветка с раздутыми амбициями, — отвечает Коннор и добавляет: — Но как бы он ни выпендривался, в конце концов, он всего лишь подонок — ползает по дну и питается падалью.

Дюван обтирает губы Коннора шелковой салфеткой.

— Что ж, даже мы, подонки — нужное звено экосистемы.