Неразгаданное сердце

«Нельзя допустить скандала». В этих словах сконцентрирован весь кодекс поведения семьи, их слуг, общества, в котором они живут: скандала быть не должно. Они готовы жертвовать всем ради этого. Они пойдут на пытки, лишения и даже, я думаю, на смерть, лишь бы честь семьи осталась незапятнанной, безупречной. Стоя на террасе в «Сердце королевы», Себастьян сказал: «В нашей семье никогда не было разводов».

— Все же я отказываюсь понимать что-либо, — пожаловалась тетя Элла Мэй.

— Разве ты не видишь? — с жаром воскликнула Вирджиния. — Он любит никому не известную простую американку. Вопрос в том, любит ли он ее настолько, чтобы сделать своей женой.

— Ты хочешь сказать, — проговорила тетя Элла Мэй почти в шоке, — что собираешься склонить его к разводу, чтобы он потом мог жениться на тебе?

Вирджиния вскрикнула и закрыла лицо руками.

— Ну неужели ты не понимаешь? — спросила она. — Если я поеду к нему сейчас и скажу, кто я такая, то я никогда не смогу поверить, что его любовь столь же глубока, как моя. Я всегда буду думать, что нужна ему не я, а мои деньги! Да, я знаю, что сейчас он любит хорошенькую женщину. Когда мы рядом, мне кажется, что мы с ним одно целое, что были предназначены друг для друга с самого рождения. И тем не менее меня не оставляет одна мысль. Он женился на женщине ради денег. Он был скуп по отношению к матери, хотя в его распоряжении находилось целое состояние. Неужели ты и вправду можешь думать, что он пожертвует несметными миллионами ради женщины, о которой ему в действительности ничего не известно, кроме того, что она воспламеняет и волнует его?

Тетя Элла Мэй тяжело вздохнула.

— Я знаю англичан, — сказала она. — Для них, в отличие от остальных людей в мире, самое главное — честь семьи. Мудро ли ты поступаешь, Вирджиния, когда просишь так много? Почему тебе недостаточно того, что можно считать почти чудом: ты полюбила собственного мужа, а он полюбил тебя?

— Как бы я смогла жить с ним и терзаться днем и ночью мыслью, что единственное, что ему нужно от меня, это мое тело? — ответила Вирджиния. — Я отдалась в его власть охотно. Я подчинилась ему, потому что люблю его и потому что каждый мой нерв отзывается на его слова, прикосновения, я чувствовала, что нужна ему. Но моя любовь гораздо глубже этого, и я не могу примириться с тем, что буду для него на вторых ролях.

Тетя Элла Мэй всплеснула руками.

— Моя дорогая! — запричитала она. — Ты затеяла рискованную игру с сердцем! Ты слишком многого просишь — наверное, даже больше того, чем сама понимаешь. Все, чем сегодня является твой муж, неотъемлемо от общества, которое вырастило и воспитало его. С самого раннего детства в нем зародилось сознание, что он сам — одно звено в длинной цепи Риллов, уходящей далеко в историю. Его учили, что все его предки жертвовали чем-то ради правого дела. Они отправлялись воевать, хотя могли бы отсидеться у себя дома; они заключали браки, чтобы расширить свои владения. Они внимательно следили, чтобы род не угасал и любой, кто нарушал строгие правила, которые они сами установили, считался не только дурным или порочным человеком, но и предателем всего, что для них свято.

— Я все это знаю, — страстно заявила Вирджиния. — Ты думаешь, я не читала об этом на каждой странице их семейного архива? Я видела это по лицам предков Себастьяна, смотрящих на меня с портретов в картинной галерее и на лестнице. Возможно, ты права! Возможно, семья для Себастьяна — самое главное на свете.

Все последующие дни тетя Элла Мэй видела, как глубоко страдает Вирджиния. Она едва прикасалась к пище, и тетя частенько замечала, как ее племянница допоздна бродит по своей комнате или спускается на рассвете вниз, садится в кресло-качалку на веранде и глядит без устали на раскинувшийся за садом и полями лес. Казалось, только в лесу, под прохладными, зелеными ветвями, служившими защитой от полуденного солнца, Вирджиния находила хоть какое-то успокоение, и тетя Элла Мэй догадалась, что лес немного напоминает ей Англию.

А сейчас, глядя, как Вирджиния бродит по саду, тетя Элла Мэй отметила про себя, что она стала еще тоньше с тех пор, как вернулась. Тете уже начал мерещиться тот образ девушки, которая лежала на ферме месяц за месяцем, ни жива, ни мертва, в каком-то призрачном мире, принадлежавшем только ей одной.

— Пропади он пропадом! — снова повторила тетя Элла Мэй и вернулась на кухню. Она взяла в руки скалку и хотела продолжить свое занятие, когда услышала, что по дороге едет повозка с лошадьми. Выглянув в окно, она увидела карету, запряженную двумя лошадьми, которая мчалась во весь опор, поднимая клубы пыли.

Тетя Элла Мэй поспешно сняла фартук и машинально пригладила волосы, губы ее были плотно сжаты, а в глазах появилась настороженность. Потом она пошла к двери и распахнула ее как раз в тот момент, когда из кареты вышел герцог.

Он взглянул на тетю Эллу Мэй как-то неуверенно, будто сомневался, что это она и есть. Затем он улыбнулся и протянул ей руку.

— Мы давно с вами не виделись, — сказал он.

— Как поживаете? — церемонно осведомилась тетя Элла Мэй. — Входите, пожалуйста.