Неразлучники

– Господин Митяев, съездите узнайте, хорошо ли там Филёв распоряжается?.. – Всё ли от кухмистера принесли?.. Прикажите почтальонам Иванову и Моложеву, чтобы официантам помогли. Пусть Филёв смотрит, чтобы стол накрыли как следует, и сейчас же оттуда возвращайтесь скажите мне, всё ли хорошо…

Хор минорными аккордами пел:

«Житейское море»…

– Вы пойдёте на кладбище? – спрашивал Пышкин Вилина.

– Придётся… Неловко иначе… Да и всё равно некуда время девать, пока всё это кончится.

Отец Иона тоненьким дребезжащим голосом читал:

«Елика аще разрешите на земли, – будет разрешена и на небеси»…

Анна Александровна громко рыдала, припав к гробу матери. Александр Сергеевич плакал и еле держался на ногах, сын его поддерживал.

– Теперь будет прощание с телом и вынос на кладбище. – сказал Розов Гусеву. – Пойдём-ка из церкви: душно здесь.

Хор пел:

«Иде же несть болезнь ни печаль, ни воздыхания».

На поминальный обед много собралось знакомых и едва знакомых. В передней Иванов и Моложев и два другие почтальона с ног сбились, принимая верхнюю одежду входивших и сваливая в углу на сундуке, так как на вешалке не было уже места.

В той самой комнате, где часа три назад лежала в гробу хозяйка этой квартиры, теперь уже были сервированы длинные столы со множеством бутылок. Зеркало и две олеографии уже были освобождены от белого коленкора. В углу на круглом столе была накрыта закуска с водкой и винами, Около этого стола собралась толпа мужчин, и все спешили выпить и закусить. Потом стали размещаться за столами. Посередине за почётным столом сел вдовец Александр Сергеевич. Он прибодрился и старался быть радушным хозяином. Около Александра Сергеевича поместилось духовенство; за тем же почётным столом сели капитан Пышкин, доктор Парфёнов, несколько старших чиновников с орденами, Анна Александровна, вдова Чаева и ещё несколько дам в трауре. За боковыми столами в этой комнате, а также за сервированным столом в соседней комнате, поместились остальные гости. У мужчин, уже выпивших и закусивших, лица приняли почти весёлое выражение. Завязывались разговоры. В комнатах стоял гул от голосов. Официанты во фраках разносили блюда. Бутылки с винами постепенно опорожнялись, и разговоры становились оживлённее. Совсем почти не говорили о покойнице, каждый говорил о том, что ему интересно. К концу обеда перед сладким, общее настроение было жизнерадостное, и только Александр Сергеевич и Анна Александровна сидели с печальными лицами. Вдова Чаева старалась казаться печальной. Многие говорили не слушая и не заботясь о том, чтоб их слушали. Доктор Парфёнов уже порядочно подвыпивший пытался объяснить соседу своему капитану Пышкину:

– Обыкновенно я пью для поправления психомоторных центров, а вот такое опьянение – это уже состояние повышенного самочувствия…

Капельмейстер Павел Павлович за соседним столом громко говорил, никого не слушая:

– Пока моя жена кормит ребёнка, ей бывает не до балов, а вот когда оставляет кормить…

Из общего гула можно было расслышать только отдельные фразы:

– Извините пожалуйста: у меня борзых щенков не бывает лишних, я зря не раздаю…

– А когда человек напивается, – наступает расстройство координации движений…

– И вдруг зовёт меня: «Митяев, – говорит, – покажите мне книгу N 2»…

– Отец диакон, подвиньте-ка мне вон ту бутылочку с красным ярлычком… благодарю вас…

– А наш полковник может подряд два чайных стакана водки выпить, и никакого этого самочувствия…

– Совсем вы дома теперь не бываете, Глафира Максимовна. Два раза я к вам заезжала мерку снять, а без вас всё не то…

Доктор Парфёнов говорил:

– Это всё растительная, бессмысленная жизнь. Если молодой человек падает, – надо поддержать… Отсутствие разумного воспитания, отсутствие определённых ясных идеалов, отсутствие…

– Из-за петуха три года судиться, кто это может, кто этому поверит?..

– А у нас в консистории…

– Михал Палыч, вы мне этого не говорите… я сам не хуже вас знаю!..

Вдруг задвигали стульями, обед окончился. Стали все подходить к Александру Сергеевичу благодарить. Речнов всем пожимал руку и говорил:

– Извините.

Потом подходили благодарили дочь Речнова, Анну Александровну. Сын Речнова, Виктор Александрович – в соседней комнате допивал свой бокал вина. Стали креститься, когда духовенство совершало краткое богослужение. Во время богослужения официанты разносили на подносах стаканы с мёдом. Каждый присутствовавший должен был взять себе стакан с мёдом, которого совсем не хотелось после вкусного обеда и вкусного вина; но таков обычай: похоронный обед запивать мёдом.

Молились, держа в левой руке стакан с мёдом, а правой крестясь.

Диакон Игнатий Филиппович провозгласил вечную память. Все запели. Александр Сергеевич и Анна Александровна заплакали. Капитан Пышкин, раскрасневшийся от вина, с грудью колесом, украшенной орденами и со стаканом мёда в руке, закидывал голову кверху и пел громче всех; его щёки лоснились. В общем импровизированный хор получился довольно стройный. Все, по обычаю, стали пить мёд.

Официанты гремели посудой и уносили бутылки.