Нерешенная задача

Игн снял трехкомнатную квартиру в районе Леопольдштадт, который полюбили евреи и был очень дорогим по тем временам, но тихим и галантным. Вилма отмалчивалась, но в её сердце поселился страх перед неизвестным. Она не могла найти для себя работу, а Игн пропадал в клинике почти круглосуточно. Дочке пошел третий годик и можно было пригласить нянечку, а самой позаботиться о заработке, но …евреи не сильно стремились нанимать воспитателями своим детям иностранцев, да еще с Венгерского королевства, которое у них не было в почете. А податься дальше куда-нибудь от съемной квартиры она опасалась. Все было ново, очень солидно, а она простая девушка, с очень бедной семьи. Они тратили деньги на самое основное, но, плата за квартиру, еду, съедала почти все, а супруг, казалось, настолько погрузился в работу, что кроме неё ничего не замечал вокруг. И она скучала, скучала по Будапешту, по детскому саду при заводе Ани, где она чувствовала себя как «рыба в воде», а здесь лишней и никчемной.

Закрывшись в своей скорлупе, и проводя все свое время с дочкой, она поникла и супруг все-таки это заметил. Но его ответ на непонятные психологические домыслы любимой женщины, был прост — Ностальгия. Это скоро пройдет. Потерпи.

Ему так же приходилось не сладко на новом месте. Эта дотошность и педантичность немцем была возведена в «Абсолют», а в своей предыдущей больнице с этим было намного проще и свободнее. Если в муниципальной больнице, возглавляемой доктором Цобиком, он чувствовал себя авторитетным врачом и прекрасным хирургом, то здесь только рядовым и пока посредственным. Но и это он принимать старался как должное и считал явлением временным. Необходимо перетерпеть.

Ну, а семья Миррано наоборот — была на пике своего процветания и причиной, отнюдь, не являлся отец семейства — Миррано. Причиной был Гельмут.

Их шкаф, в комнате Гельмута и Михеля, за висевшими вещами стал покрываться пачками денег и это уже не скрывалось. Хелен чаще остальных запускала туда свою ручонку и её мечты стали сбываться. У неё уже было не только норковое манто, но и писцовое, соболиное, а сережки с жемчугом и бриллиантами подбирались под цвет платьев. Миррано не нужно было по десять костюмов, поэтому этот шкаф он обходил стороной, но уже перестал допытываться у Гельмута откуда столько денег в шкафу. Он знал откуда. Его дополнительный доход от продажи презервативов из бараньих и козьих кишок и уже с появившимся ноу-хау — чисто резиновых, самой тонкой обработки, закончился, когда кислород ему перекрыл собственный ребенок. И это произошло не преднамеренно. Если Миррано распродавал только одну коробку презервативов за месяц, то Гельмут двадцать пять и его не трогала полиция. И однажды, когда Миррано пришел к своему нелегальному поставщику за коробкой, тот ему отказал, по причине их отсутствия. Объяснения были ужасающими, ну, по крайней мере, для итальянца и отца семейства. — Не успеваем привозить.

— Как так? Раньше же проблем не было! — удивился итальянец.

— Ну, это было раньше — ответили ему. У нас уже пятый месяц новый покупатель, а он же и сбывает, и берет по двадцать пять коробок сразу.

— О, Господи, — недоумевал все же Миррано — И где можно спихнуть такое количество? А полиция!?

— А полиция у них уже подмазана, тоже не прочь подзаработать — был ответ.

У Миррано в вопросительной форме поднялись плечи, но он, действительно за последний месяц с огромным трудом продавал эти штучки. Очень многие граждане столицы их уже имели в достатке. И несмотря на то, что эти штучки популярность только набирали — очень, очень стремительно, кто-то все время успевал раньше его. А иногда ему даже выговаривали, что запрашивает цены самые дорогие, им, успели предложить подешевле.

Этими штучками был оснащен каждый квартал Будапешта и даже в пригороде.

Миррано может и был не очень предприимчивым человеком, хотя, конечно же, это смотря с чем сравнивать, но не глупым. Он быстро сообразил, откуда у его супруги появляются украшения и меховые манто.

Он потратил весь выходной чтобы обследовать собственную квартиру, а тайник и тайником то не был в полном смысле этого слова. Деньги аккуратно выстилали стенку шкафа за вещами. И когда у Миррано начинали на нервной почве отказывать, как всегда, ноги и он спешил куда-нибудь поскорее присесть, его старый друг, сидя на плече, уже давно знал, что сказать:

— Кошмар-р-р! С кем первым идти разбираться, с Хелен или с Гельмутом? — думал он. — А какой смысл?

Но его одновременно с возмущением поглощало и любопытство. Тогда он пошел к Гельмуту.

— Ты хоть понимаешь, что пока ты несовершеннолетний, в тюрьме сидеть буду я? — очень спокойно спросил он сына и это спокойствие вызвано было тем, что ему уже было «абыяково», что с ним будет дальше. Он даже склонялся к тому, что в местах лишения свободы он сможет больше отдыхать и там будет спокойнее. А еще в нем жил внутренний голос и это был голос добродетельного врача, который в применении этих штучек усматривал только благое дело.