Нерешенная задача

— Да, князь. Это горькая правда. Мы все малодушные люди. Мы хотим любить, но ничего не отдать в жертву своей любви. Мы не хотим бороться за свою любовь. А теперь я буду бороться за счастье своей семьи, — проговорила она, но он по её опущенным ресницам видел, что нет силы правды в этих словах. И в то же самое время, его поражала такая глубокая, мудрая зрелость, так не свойственная её возрасту.

— Анни… …ты теперь графиня. Я хотел этого для твоей жизни, и ты не перестаешь меня удивлять, ты молода, а в твоих словах столько зрелости и силы воли!

— Князь. Я только теперь понимаю ваши слова и ваше решение, я в этой жизни совершила точной такой поступок как вы когда-то. И теперь я его не осуждаю, наверное…

— Анни, я не могу долго не видеть тебя. Мы же можем общаться, ну как друзья, почему нет?

— О, князь. За последнее время столько всего навалилось, я ни о чем другом кроме своей работы и не думаю.

Она потрепала Ангела по морде и простилась с ним.

Они вышли на улицу и должны были расстаться. Уже темнело, ей нужно вернуться в дом графа, иначе он начнет беспокоится. Но ей так стало теплее на душе и легче. Прощаясь, она как будто, часть себя оставляла князю. Эта борьба, такая не нужная и изматывающая. Он сильный, красивый, такой желанный, такой притягательный! Сидя в экипаже, скудная слеза украдкой пробежала по её щеке и пропала в воланах одежды. Она ехала в противоположную сторону от тетушкиного дома. К дому графа.

Граф встревоженный встречал её у входа. Она потянулась к нему подставляя щеку для поцелуя. И сразу поспешила подняться на верх и принять ванну. Спина разламывалась пополам от напряжения всего дня и надо смыть весь негатив водой. Граф остался ждать её к ужину в низу, а перед дверью ванны она наткнулась на Томаса. Он все с той же ехидной улыбочкой, попытался обхватить её за талию и больно сжать в своих наглых руках, но получил увесистую оплеуху, как всегда, рассмеялся и сбежал вниз. Анни нервно сбрасывала с себя всю одежду. Теплая вода, вот что спасет её от раздражения!

ГЛАВА 31

Анни увидела глаза женщины и отвернулась. Она обладала сильной энергетикой и любой взгляд могла выдержать, но не сейчас. Она провалилась стремительно в свое детство и перед ней стояли глубокие, полные муки глаза матери в свои последние минуты жизни. У неё даже пронеслась в голове быстрая мысль «Может все имеют такой взгляд в самые экстремальные мгновения своей жизни?». Мольба о помощи и осознание бессилия и беспомощности в данный момент. Человек, какой бы он взрослый не был, становиться в такие мгновения маленьким ребенком, который не может ничего, и не знает, что предпринять, как изменить ситуацию, что может ему помочь? Но в этом взгляде была еще надежда. Человек хотел жить. За свою совсем короткую практику в больнице, Анни уже встречала взгляд, в котором не было желания жить. Человек так измучился от болей и устал бороться с собой и с обстоятельствами, что принимал смерть осознанно и естественно.

Электричество в больнице проведено еще не было и все операции по возможности проводились утром, когда солнце вставало высоко и в окнах проходило много света. Время было около 11 часов. Все тщательно мыли руки перед операционной, врачам повязывали спереди клеенчатые фартуки. Инструменты стерилизовали в кипящем закрытом аппарате, напоминающем железный таз. Доктор Цобик был настолько сконцентрирован, что даже не на все вопросы сестер отвечал, пропуская их мимо. Встали с оголенными поднятыми руками полукругом и в помещение две сестры вкатили каталку с пациенткой. Анни вошла следом, она готовила женщину к операции. Очень важно было чтобы эфир начал действовать не раньше, чем сделается разрез на животе, но ни в коем случае не позже. Установив прочно каталку, пациентке быстро надели маску. Одна медсестра быстро и проворно раскладывала на столике рядом инструменты из стерилизатора. Анри Мирано контролировал действие эфира и скомандовал «Можно!»